› Уж хватит у тебя мужества признать это или нет, друган, да

› только падок ты до невинности, как плесень до земляники.

› Но то, что эта ирландская малышка с четками – технически

› девственница, вовсе не означает, что она при этом чиста как

› свежевыпавший снег. Судя по тому, что ты рассказываешь,

› любая девочка-служаночка из Патпонга по части невинности

› эту твою Фанни далеко обставит, будь она хоть сто раз цел-

› кой и прочти хоть миллион раз эти свои треклятые «Радуйся,

› Дева!». Это ни разу не значит, что тебе по этому поводу нуж-

› но от нее отказаться, но я проявил бы нерадивость, если бы

› не указал на сей факт.

А мне, например, кажется, что на самом деле тебе нуж-

› на другая, та, что постарше (нет, по обычным нашим стан-

› дартам для нас и Фанни – Мафусаилова старшая дочка), и

› должен признаться, что оно и трогательно, и досадно одно-

› временно – вроде как когда моя милейшая тетушка из-под

› Хондо пекла мне, бывалоча, печенья, да только все они были

› в форме божьих коровок и раскрашены под стать, так что я

› эти треклятые штуки мог жрать только в гордом одиночестве,

› в овощном погребе или за гаражом. Ну, может, аналогия и

› не слишком удачная. Но ты слушай, что капитан Кейс гово-

› рит; в конце концов, он твой капитан или где? – если ты в са-

› мом деле неровно дышишь к той, что постарше, ну, с имеч-

› ком, от которого не захочешь, а вспомнишь Антуана, в ши-

› роких кругах известного как «Фэтс», – который исполнял

› «Блуберри-Хилл» ну до того офигенно потрясно и неподра-

› жаемо, что за последние лет пятьдесят ни у одного певца яиц

› не достало к этому хиту подступиться, – ты смотри, от Фанни

› лапы прочь, и не важно, сколь мило и кротко Домино тебе

› разрешает ее оттрахать либо клянется и божится, что это -

› самое оно, то, что доктор прописал. Потому что как только

› ты поимеешь Фанни, все твои шансы закрутить роман с До-

› мино тут же и вылетят в окошко, точно голубь, только что за-

› метивший: а гриль-то включен.

› Объективно говоря, та, что постарше, тебе вроде бы и

› подходит больше (сорок шесть, говоришь? Ты меня не иначе

› как разыгрываешь? Господи милосердный, это ж надо!) – по

› той простой причине, что ОСЛОЖНЕНИЙ скорее всего не

› возникнет, – осложнений, что помешали бы твоей вылазке в

› джунгли в октябре месяце.

●

И как же Свиттерс отреагировал на советы Бобби? Ну, сказал он себе, а вот я бы слопал эти самые печенья в форме божьих коровок при свете дня, всамом центре Хондо, или Далласа, или любого другого затраханного местечка, включая дешевые места в зоне защиты на матче Техас – Оклахома, и первый же грязный. недоразвитый, с атавистичной опоссумьей губой хулиган-деревенщина, что вздумал бы ко мне по этому поводу прикапываться, пошел бы на… И тут он внезапно вспомнил про альбом с мелодиями из бродвейских шоу, столь тщательно скрываемый в тайном отделении чемодана крокодиловой кожи, – и жарко покраснел от стыда, а от всей его бравады и следа не осталось.

Тем же вечером Свиттерс установил компьютер в трапезной и на протяжении всего ужина крутил заветный CD. Но тайное чувство вины это если и облегчило, то лишь самую малость; в конце концов, это ж были французские монахини средних лет, а не банда подростков, которым тестостерон в голову ударил; более того, от концерта сестры остались в полном восторге, хотя Мустанг Салли заметила за кофе, что лично она предпочитает рок-н-ролл.

И едва стих последний романтический аккорд, Свиттерс взял Фанни за мозолистую ручку, отвел ее к себе в комнату, раздел ее и возлег с нею на рельсы перед стремительно надвигающимся товарняком.

Почему?

Потому что «Чужак в Раю» из «Кисмет» всегда возбуждал в нем… либидозность.

Потому что он упрямо не желал верить, будто «в самом деле неровно дышит» к сестре Домино.

Потому что он – не из тех мужчин, что позволят скомпрометировать себя благоразумным советом.

Потому что он – Свиттерс.

На следующее утро Свиттерс проспал завтрак, притащился, позевывая и попахивая, в офис, устроенный для него в главном здании, – и обнаружил приклеенную к экрану компьютера записку. Его призывали немедленно явиться на совещание к Красавице-под-Маской.

Где-то двумя неделями ранее его представили аббатисе: Домино проводила гостя в ее апартаменты, но с тех пор он виделся с настоятельницей разве что мельком. Впрочем, первая встреча запомнилась ему надолго.

Комната ее оказалась невелика, от силы в два раза больше его собственной, и скудно, хотя и богато меблирована; иначе говоря, были в ней только маленький столик, кресло с плетеным сиденьем, деревянное канапе, комод и в углу – алтарь в окружении деревянных подсвечников; однако пол устилали на диво роскошные ковры, подушки на канапе (очевидно, служившем также и постелью), богато расцвеченные прихотливым узором, чего доброго, похитили из восточного гарема – каким его воображал (и каким, собственно, увидел в Марокко) Матисс; а шторы с кисточками, драпирующие окна и двери, были из парчи, да такой тяжелой, что, пожалуй, переломили бы спину самого выносливого из верблюдов и не поддались бы когтям наизлобнейшей из домашних кошек. Красавица-под-Маской стояла у одного из окон, спиной к Свиттерсу, глядя наружу там, где парча была присобрана; мерцали свечи, и дым благовоний словно бы окутывал каждую молекулу облаком маслянистых ароматов.

Высокая, прямая как шомпол фигура медленно развернулась к нему, и Свиттерс заметил, что лицо ее закрыто покрывалом. Ощущение было такое, словно он в гостях у матриарха бедуинов (если у бедуинов вообще бывают матриархи) или у супруги какого-нибудь захудалого паши (если бы такие визиты дозволялись). Невзирая на висящий над алтарем крест и на икону Богоматери в нефе, атмосфера в комнате со всей определенностью наводила на мысль скорее о Леванте, нежели о Риме. В сознании его тут же всплыли строки из бодлеровского[189]«Приглашения к путешествию» – самого первого стихотворения, досконально изученного им в Беркли, – такие строки, как «в янтарной тишине» или «изысканность восточных драпировок»; и, дожидаясь, пока его представят, он непроизвольно выпалил на французском рефрен: «La, tout n'est qu'ordre et beaute / Luxe, calme et volupte».[190]