– Не каган? Это было оскорбление Катаю? Императору? – первый министр задал вопрос быстро и резко. Дядя предупреждал Ма, что он его задаст.

– Я не счел это оскорблением, как я только что сказал. Вань’йэнь – именно тот человек, которого нам нужно оценить. Он прискакал быстро и издалека, чтобы встретить с нами в том месте, которое я указал. Он приехал от самой Восточной столицы сяолюй.

Здесь начнется первый кризис, как предупреждал дядя.

– Они там вели переговоры с сяолюй? – этот вопрос задал сам император.

– Нет, великий повелитель. Вань’йэнь сообщил мне, что Восточная столица уже сдалась им очень быстро. В первые месяцы после восстания. Неизвестно, где находится император сяолюй. Он исчез, как говорят, где-то в степи.

– Это невозможно! – это воскликнул новый голос – голос евнуха У Туна. Это восклицание выражало либо испуг, либо притворный испуг. – Вас обманули или ввели в заблуждение.

– Посла Катая? Обманул человек из племени варваров? Вы так думаете, мастер У? – голос Лу Чао звучал холодно. Конечно, он обязан был назвать титул У Туна. Но не сделал этого. – А если ему это удалось, как это характеризует этих алтаев?

– Как это характеризует нашего посла? – ответил У Тун так же холодно.

«Понадобилось совсем немного времени, – подумал Лу Ма, – чтобы в комнате появился лед».

Под шарканье ног, наполнившее зал, какой-то человек в противоположном конце комнаты шагнул вперед. «Нужно быть смелым, чтобы это сделать», – подумал Ма. Он увидел, что это главный судья Ван Фуинь – полный невысокий мужчина, с аккуратной бородкой, в очень хорошо сидящей на нем одежде чиновника. Он вытянул обе руки с прижатыми друг к другу ладонями, прося разрешения говорить. Дядя Ма, которому в данный момент принадлежало право дать такое разрешение, наклонил голову.

– Прошу вас, – произнес он.

– Мы можем представить великому императору подтверждение того, о чем нам только что поведал посол, – сказал главный судья.

– И кто эти «мы»? – спросил первый министр. Ма не услышал в его голосе никакой благосклонности и к судье тоже.

– Бывший командир моей собственной стражи, теперь военачальник. Его имя – Жэнь Дайянь, этот человек известен императору как герой. Он сегодня утром пришел с нами и может доложить сам, с милостивого разрешения его императорского величества.

– Почему герой? – спросил император.

– Он спас одну жизнь в Гэнюэ этой весной, милостивый повелитель. Вашей любимой писательницы, госпожи Линь Шань. Вы оказали ему честь, присвоив тот ранг, который он носит.

Брови Вэньцзуна быстро сошлись на переносице, потом он улыбнулся. «У императора благожелательная улыбка, – подумал Лу Ма. – Она может согреть, подобно лучу солнца».

– Мы действительно помним! Разрешаем вам говорить, командир Жэнь, – произнес император. Улыбка погасла. Вспоминал ли он вторжение в свой любимый сад, или его расстроил возникающий конфликт? Ма не имел представления. Ему очень не хотелось находиться в этом зале.

Молодой человек, который смотрел на него несколько минут назад, шагнул вперед, внешне совершенно спокойный. На нем была форма военного и сапоги, а не придворное платье и туфли. Ма не слишком хорошо разбирался в знаках отличия и не мог определить его ранг, но он был молод, и его ранг не мог быть таким высоким, чтобы он имел право выступать перед таким высоким собранием.

«Пусть лучше он, чем я», – подумал Лу Ма. Пока он смотрел и ждал, перед его мысленным взором промелькнула картинка, наполнившая его грустью: речка к востоку от их фермы, какой она должна быть сейчас, летним утром, когда лучи света проникают сквозь ветви деревьев.

Если ты долгие годы жил, путешествовал и сражался рядом с человеком, ты научился видеть в нем напряжение, каким бы неприметным оно ни было, каким бы невидимым для других.

Цзао Цзыцзи, стоя на краю зала среди стражников судьи, смотрел, как Дайянь вышел вперед. В неторопливости движений друга он прочел осознание того, как высоки сейчас ставки в этой игре.

Он сам боялся. Его роль и роль трех других стражников судьи была чисто символической. Они были сопровождающими, символами его ранга. Ван Фуинь оказал ему любезность, на этот день вернув ему старую форму и разрешив присутствовать.

Одного того, что у Цзыцзи к лодыжке сзади был привязан ремнем тонкий клинок без рукоятки, было достаточно, чтобы его казнили, если найдут. Сапоги не проверяли, его пугало не это. Клинок находился там на тот случай, если все пойдет совсем не так, и они с Дайянем окажутся в тюремной камере. Там нож пригодится. У него уже был такой опыт, но здесь все иначе. Здесь он выглядел бы глупо, сбрасывая сапог, чтобы достать крохотное лезвие. Просто он чувствовал себя лучше с оружием, даже бесполезным.

Ему не слишком хотелось присутствовать в этом зале. Его мозг, его желания работали не так. Да, он теперь мог бы рассказывать детям, если у него когда-нибудь будут дети, что он побывал в тронном зале Ханьцзиня, видел императора Вэньцзуна. Слышал, как говорит император. Может быть, это когда-нибудь поможет ему получить жену, хотя он не был уверен, что ему нужна женщина, для которой было бы так важно, что он просто стоял на краю зала рядом с мраморной колонной.

Глупые, глупые мысли! Нет, он здесь потому, что понимает: Дайянь благодарен друзьям за поддержку. Поэтому он смотрел, и судья тоже, как Дайянь готовится – во второй раз – приступить к осуществлению того, что задумал старый, почти слепой человек.

Амбиции и мечты сажают тебя за стол, чтобы пить вместе с неожиданными компаньонами. Чашки наполняются снова и снова, ты пьешь, и тебе кажется, будто ты меняешь мир.

Он смотрел, как Дайянь выполнил обряд тройного коленопреклонения, как солдат, а не как придворный: с уважением, но без лоска. Он не притворялся тем, кем он не был. Здесь это не сработает.

Цзыцзи услышал, как его друг заговорил спокойно и прямо.

– Великий повелитель, я могу подтвердить: о том, что ваш достойный посол услышал на северо-востоке, говорят на западе в казармах и в деревнях выше Шуцюяня. Действительно говорят, что Восточная столица пала под натиском алтаев.

Цзыцзи посмотрел на первого министра и евнуха рядом с ним. Дайянь не мог это сделать. А Цзыцзи мог, стоя сзади. Слова Дайяня были прямым опровержением слов У Туна. Первый министр слишком хорошо владел собой, чтобы выдать свою реакцию. Ее не мог заметить издалека человек, который его не знает. «Однако рот евнуха сжался в тонкую полоску, похожую на лезвие кинжала», – подумал Цзыцзи.

Тогда заговорил император Катая, обращаясь прямо к Жэнь Дайяню, который родился вторым сыном мелкого служащего управы на западе. Он сказал:

– Откуда вам это известно, командир Жэнь?

Дайянь сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться. Ему нужно быть более хладнокровным. Но может закружиться голова, если хотя бы на секунду задуматься о том, что к тебе напрямую обращается обладатель мандата богов с церемониальным головным убором на голове в своем тронном зале. Ему нельзя размышлять об этом, как и думать о своем отце.