между 1860 годом и Первой мировой войной значительного снижения этого показателя не произошло. То же самое можно сказать и о численности лиц, относящихся к категории «бродяг».

Невозможно дать количественную оценку глобальной бедности для XIX века. Мы редко имеем представление о пропорциях между Европой и другими цивилизациями. Измерение доходов практически невозможно для очень бедных слоев населения, даже в городах. Минимальные данные существуют только там, где заработная плата выплачивалась и фактически фиксировалась в нижней части доходной лестницы. Тогда мы узнаем, например, что в период с 1500 по 1850 год реальная заработная плата неквалифицированных строительных рабочих в Стамбуле, мусульманской метрополии на европейской земле, следовала общей тенденции в крупных городах к северу от Средиземноморья. И только после 1850 года они стали отставать от нее. По другой оценке, незадолго до 1800 года реальная заработная плата (измеряемая в пшеничном эквиваленте в день) рабочих Стамбула и Каира превышала заработную плату в Лейпциге и Вене и была значительно выше, чем на юге Индии или в дельте Янцзы. Важно не исходить из общего превосходства "Европы" над "Азией". Необходимо различать регионы, род занятий, социальное положение, пол. К концу XVIII века уровень жизни неквалифицированных рабочих-мужчин в Лондоне или Амстердаме был уже значительно выше, чем в крупных китайских городах, а в XIX веке этот разрыв значительно увеличился. При сравнении более развитых районов Китая с теми регионами Южной и Восточной Европы, которые остались нетронутыми индустриализацией, контраст не столь разителен.

Попрошайничество и благотворительность

Постепенное становление государства всеобщего благосостояния в Германии и некоторых других европейских странах к концу XIX века не должно заслонять того факта, что во многих регионах мира это была эпоха продолжающейся и по-новому мотивированной благотворительной деятельности в пользу бедных. В Европе известно множество случаев, когда помощь бедным, финансируемая местными властями, шла рука об руку с частной благотворительностью; сочетание этих двух видов деятельности было различным, как и мотивы, которыми они руководствовались. В царской империи, например, не было ничего, что можно было бы назвать государственной системой помощи бедным (как это было в Англии в соответствии с Законами о бедных до их отмены в 1834 г.); альтруизм крупных землевладельцев и государственных чиновников, вряд ли масштабный, был отчасти обусловлен желанием подражать западноевропейским образцам социальной ответственности. Контрастные примеры за пределами Европы связаны в основном с филантропическими ориентациями в мусульманском мире. В Египте сохранялась древняя традиция благотворительности, но не в показных проявлениях (что ислам запрещал), а вне поля зрения общества. Это была моральная обязанность, которую часто брали на себя благотворительные учреждения. Эта характерная для мусульман практика заставляла многих европейских наблюдателей рассказывать истории о богатых нищих. Но и в Египте в XIX веке государство все чаще брало на себя задачу помощи бедным.

Не стоит преувеличивать различия между Западной Европой и Северной Америкой, с одной стороны, и мусульманским миром - с другой. Ни в том, ни в другом случае не было линейного развития государства всеобщего благосостояния; семейные или общинные формы помощи сосуществовали наряду с новыми государственными институтами. То, что египетское государство по сравнению с "западным" не смогло побороть попрошайничество в городах, было связано с терпимостью общества к нищим (как в царской России). Конечно, Египет по многим параметрам отличался от Северной Европы: (1) более низкий уровень экономического развития означал, что государство выделяло меньше средств на помощь бедным; (2) богадельни использовались как временное жилье, а не как работные дома английского типа; (3) помощь бедным приобрела колониальный характер с появлением миссионеров, а после оккупации в 1882 г. англичане начали осуществлять довольно скудные инициативы; и (4) бедные никогда не исчезали с общественной арены, а активно отстаивали свои права, в отличие, например, от городских низов Англии, которые с 1860-х гг. считали помощь бедным и особенно попрошайничество постыдными и унизительными.

Отсутствие попрошайничества - очень редкое явление в истории, и до ХХ века оно, скорее всего, никогда не достигалось. Следует иметь в виду, что в XIX веке попрошайничество еще рассматривалось как нормальная часть социального существования. Оно всегда было достаточно точным индикатором бедности или даже нищеты, но одновременно и чем-то другим: особым видом паразитической экономики, часто со сложной (в Китае даже гильдийной) организацией и, как правило, в пределах допустимого со стороны властей. Викторианский термин "преступный мир" здесь редко уместен. В Европе XIX века социальный тип изгоя без гроша в кармане, находящийся на полпути между "харди-гурдистом" из "Винтеррейза" Франца Шуберта (1828 г.) и бродягой-деклассантом Чарли Чаплина (создан в 1914 г.), еще не был рационализирован или ограничен категориями общественных служб социального обеспечения. Борьба за существование на нижних уровнях была еще заметна.

 

9. Глобализированное потребление

Как в городе, так и в стране крайняя бедность может быть определена как состояние постоянного недоедания. За порогом голода, который не убивает, но и не ослабевает, диапазон колебаний не так велик, как в других сферах потребления. Богатый человек, чей месячный доход в сто раз больше, чем у бедного, питается не в сто раз лучше. Как показал Фернан Бродель, различия между кулинарными системами разных цивилизаций имеют большее значение, чем вертикальные, проходящие внутри соответствующих обществ. Столы обеспеченных людей были более разнообразными, более свежими и питательными, их обычно обслуживали профессиональные повара, но, как правило, существовали в рамках одной и той же кулинарной системы. Таким образом, с точки зрения глобальной истории можно сделать лишь некоторые обобщения.

Наибольшее взаимодействие между пищевыми привычками континентов произошло еще в XVI веке, когда в результате "Колумбийского обмена" европейские культуры и животные попали в Новый Свет, а американские - в Азию и Европу. Этот ранний современный обмен не касался только редких предметов роскоши: он изменил экономику сельского хозяйства и садоводства, оказав огромное влияние на производительность и привычки потребления во многих частях мира. Картофель, появившийся в Европе незадолго до 1600 г., потребовалось около двухсот лет, чтобы стать основным продуктом питания в таких странах, как Германия, Нидерланды или Великобритания. Гораздо раньше появились сорта риса с более высокой урожайностью, что значительно увеличило его производство в Юго-Восточной Азии и Китае. В то же время, когда картофель пересек Атлантику, из Манилы в Китай попал сладкий картофель, который сразу же стал средством борьбы с голодом, в Поднебесной появились кукуруза, табак и арахис, а перец чили, который сегодня занимает центральное место в кухне Сычуани и Хунани, был привезен из Нового Света. После того как за несколько десятилетий все эти новшества были усвоены, кулинарная система Китая не претерпела дальнейших серьезных изменений.

Корень