После второй неудачной атаки французы попрятались среди дворовых построек, спасаясь от бьющих с крыши винтовок. Тропа, ведущая к ферме, раньше кишевшая вольтижёрами, опустела, потому что Шарп позвал двух стрелков со второго этажа, занял позицию с ними и ещё с Перкинсом у выходящих на тропу окон и устроил учебные стрельбы по вольтижёрам, поражая их на открытом пространстве с большого расстояния. Французы были вынуждены или отступить в непростреливаемый сектор с боковых сторон дома, или за мост, присоединившись к тем, кто атаковал каре.

- Что будем делать дальше, мистер Буллен? – спросил Шарп.

- А надо что-то делать, сэр? – удивился лейтенант.

Шарп усмехнулся:

- Вы привели сюда людей и заняли оборону, и это было правильно. Но, думаю, у вас была ещё и толковая идея как вывести их отсюда?

- Прорваться с боем, сэр?

- Обычно это и есть самая толковая идея, – ответил Шарп, быстро выглянул в окно и успел спрятаться, не дав французам выстрелить. – Французы долго не продержатся.

Буллен решил, что это совершенно невероятное утверждение, ведь куда ни кинь взгляд, долина кишела французами: пехотой и конницей, а помощь от красномундирного каре явно запаздывала. Но Шарп из тех же фактов сделал совершенно другой вывод:

- Пришло время отработать деньги, которые вам платит король, мистер Буллен.

- Какие деньги, сэр?

- Какие деньги? Вы – офицер и джентльмен, мистер Буллен. Наверняка, вы богач.

Кое-кто из солдат рассмеялся. Слингсби сидел у очага, привалившись к каменной кладке, и спал с открытым ртом; на его коленях лежала опустевшая фляга. Шарп снова выглянул в окно.

- Полк в беде, – сказал он. – Им нужна наша помощь. Им нужны винтовки, и мы должны спасти их, – нахмурившись, Шарп посмотрел на пленных, и некий план начал постепенно вырисовываться в его сознании. – Значит, майор Феррейра приказал вам сдаваться? – спросил он Буллена.

- Так точно, сэр. Я знаю, что он не имел права здесь приказывать, но…

- Я понял, – оборвал его Шарп, которого интересовали не оправдания Буллена, а то, почему Феррейра так захотел попасть в руки французов. – Он объяснил, почему вам нужно сдаваться?

- Я должен был заключить сделку с французами, сэр. Мы должны были сдаться, если они отпустят гражданских.

- Трусливый ублюдок. – процедил Шарп.

Дрожащий от страха Феррейра с синяком на пол-лица решился поднять на него глаза.

- Значит, хотели добраться до своих, верно? – продолжал Шарп.

Феррейра промолчал, но от него никто и не ждал ответа.

- Вы сможете это сделать. Я не о вас говорю, майор. Вы – человек военный, и находитесь под арестом. А вот ваш брат и его люди – им мы позволим уйти. Мисс Фрай, прикажите им встать.

Португальцы неловко поднялись с пола. Шарп, Перкинс и ещё несколько солдат целились в них из ружей, пока Харпер развязывал им руки и ноги. С помощью Сары Шарп объяснил, чего от них хочет:

- Выходите в эту дверь. Здесь нет французов. Сержант Рид, откройте переднюю дверь. Как только дверь будет открыта, пойдёте. Бегите, словно черти колют вас вилами в зад, прямо через болото, прямо к британскому каре.

- Французы застрелят их, как только они выйдут, – сказал Висенте, в глубине души всё ещё остающийся адвокатом.

- Я, чёрт возьми, сам пристрелю их, если они не выйдут, – заявил Шарп.

В этот момент на дворе снова вспыхнула перестрелка, но, очевидно, французы просто стреляли наугад. Из-за болота слышались повторяющиеся залпы Южного Эссекского, издалека доносился треск винтовок португальских стрелков.

Майор Феррейра что-то сказал своему брату по-португальски.

- Он сказал ему, что вы будете стрелять им в спину, когда они выйдут, – перевела Сара.

- Скажите им, что я этого не сделаю. И что они останутся жить, если поспешат.

- Дверь открыта, сэр, – доложил сержант Рид.

Шарп посмотрел на Висенте:

- Всех стрелков с чердака вниз.

У него появилась идея. Только бы французы не осмелели, когда сообразят, что над пробитыми в черепичной крыше дырками не вьётся больше пороховой дым…

- Сержант Харпер!

- Сэр?

- Постройте в ряд шесть стрелков и шесть красномундирников, которые соответствуют друг другу по комплекции, и проследите, чтобы они обменялись мундирами.

- Обменялись мундирами, сэр?

- Вы меня слышали. И когда переоденете шестерых, продолжайте дальше. Я хочу, чтобы каждый стрелок оказался в красном мундире. Когда переоденутся, пусть возьмут ранцы. – Шарп подошёл к раненым, которых разместили в центре комнаты. – Мы уйдём, а вы останетесь здесь, – видя тревогу на их лицах, он постарался их успокоить. – Французы не причинят вам вреда. Британцы заботятся о раненых французах, и французы поступают так же. Но они не возьмут вас с собой, и, когда вся эта хрень закончится, мы вернёмся за вами. Правда, думаю, лягушатники заберут у вас всё ценное, поэтому отдайте это на сохранение тем, кто уйдёт.

- Что вы собираетесь делать, сэр? – спросил один из раненых.

- Помогу нашему полку, – ответил Шарп. – А потом вернусь за вами, обещаю.

Стрелки с явным отвращением натягивали красные мундиры.

- Шевелитесь! – прикрикнул он на них.

В этот момент Перкинс, которого поставили охранять пленных, вдруг вскрикнул от боли и удивления. «Шальная пуля!» – подумал было Шарп, оборачиваясь, но всё оказалось значительно хуже: освобождённый от пут Феррагус свалил одним ударом Перкинса. Солдаты со всех сторон целились в мерзавца, не осмеливаясь стрелять, потому что в набитом людьми пространстве пуля могла попасть в кого угодно. С перекошенным от ненависти лицом Феррагус бросился на Шарпа.

Полковник Лоуфорд заметил, что вольтижёров больше с запада и севера, мало на юге и ни одного на востоке от каре, где долина была заболочена. Позади стрелков маячила кавалерия, выжидая момента, когда огонь пехоты расстроит ряды каре настолько, что можно будет атаковать. Артиллерия оказывала посильную поддержку, ведь вольтижёры, сгруппировавшись вокруг каре, стали более уязвимыми для снарядов и шрапнели, но тем лягушатникам, что обстреливали северную, узкую сторону построившегося прямоугольником Южного Эссекского, доставалось значительно меньше, потому что артиллеристы опасались нанести удар по своим, да и мощность ответных залпов здесь оказалась значительно меньше, чем с длинной, западной стороны каре. Постепенно вольтижёры перемещались к северу, наступали, потери росли.

- Не думаю, что мы сможем теперь добраться до фермы, – сказал майор Форрест, приблизившись к Лоуфорду.

Лоуфорд промолчал, потому что это означало одно: конец попытке спасти роту стрелков. Вернуться на юг, к холмам достаточно просто, и в этом случае полк, по крайней мере, останется цел. Французы, разумеется, расценят это как свою победу, стрелковая рота будет потеряна, но лучше потерять одну роту, чем все десять.