Грифы, как я сказал, - привилегированные птицы. В большинстве стран они охраняются законом. Так обстоит дело в Соединенных Штатах и в Латинской Америке, где за убийство грифа взимается штраф. В результате, их очень редко истребляют, и во многих местах эти птицы так привыкли к человеку, что позволяют подойти к себе на несколько футов. В городах и деревнях Южных штатов они садятся прямо на улицы и спят на крышах домов. То же самое происходит в городах Мексики и Южной Америки, где встречаются обе эти породы.

Как только наши юные охотники поравнялись с утесом, где находились грифы, они остановили лошадей и решили немного задержаться, чтобы понаблюдать за птицами. Мальчикам было любопытно посмотреть, как они расправятся с добычей, так неудобно расположенной: ведь труп симмарона висел над пропастью. Охотники не сошли с лошадей, а остались в седлах неподалеку от утеса. Грифы, конечно, не обращали на них внимания; они продолжали слетаться и усаживаться на край пропасти и на обломки скал у подножия, будто никого рядом не было.

- Как индюковые грифы похожи на индеек! - заметил Франсуа.

- Да, - ответил Люсьен, - поэтому их так и называют - индюковые грифы.

Замечание Франсуа было вполне естественным. Не существует двух других таких птиц, не принадлежащих к одному и тому же виду, которые были бы так похожи друг на друга, как индюковый гриф и обыкновенная домашняя черная индейка, которая, так же как гриф, имеет обычно коричневатый оттенок. Они так похожи, что на расстоянии ста ярдов я часто путал их. Однако это сходство не распространяется дальше внешнего вида. Почти во всех других отношениях они очень существенно различны.

- Кстати об индюковых грифах, - сказал Люсьен. - Я вспоминаю забавный рассказ о них.

- О, расскажи, пожалуйста! - попросил Франсуа.

- С удовольствием, - ответил Люсьен. - Этот рассказ является иллюстрацией того, насколько белые хитрее индейцев, и хорошим показателем честности и справедливости, которую часто проявляют индейцы в своих взаимоотношениях с белыми.

Вот эта история.

Белый и индеец поехали вместе на охоту. Они договорились, что вечером разделят всю свою дичь поровну, вне зависимости от того, кто убил больше. Во время охоты индеец подстрелил индейку, а белый охотник - индюкового грифа, и эти две птицы было все, что им удалось встретить за целый день. Результаты охоты сложили вместе, и теперь возникла трудность, как поровну разделить дичь.

Оба достаточно хорошо знали ценность хорошей, жирной индейки, и оба так же хорошо знали совершенную непригодность индюкового грифа, который действительно ничего не стоит, так как от него отвратительно пахнет.

Было очевидно, что единственно справедливый способ дележа - это разрезать индейку на две равные части и каждому взять по половине. Белый, однако, не соглашался: он предложил, что один из них возьмет индейку, а другой - грифа.

«Жалко, - говорил он, - портить птиц. Лучше каждый из нас возьмет по целой».

«Хорошо, - сказал индеец. - Будем тянуть жребий».

«Да нет, - ответил белый, - не стоит. Я поступлю с тобой по справедливости. Я возьму индейку и разрешу тебе взять индюкового грифа, или ты можешь взять грифа, а я возьму индейку».

Индеец понял, что в обоих случаях ему достается гриф; но он не умел доказать, в чем несправедливость предложения белого, и был вынужден, хотя и неохотно, принять его.

Итак, белый охотник взвалил на плечо индейку и отправился домой, оставив бедного индейца в лесу без ужина.

- Ха-ха-ха! - засмеялся Франсуа. - Каким же простаком был, должно быть, этот индеец, раз его так легко обманули!

- Он был не единственный краснокожий, которого подобным образом обманул белый, - сказал Люсьен. - А сколько оловянных долларов получили эти простые сыны лесов в обмен на звериные меха и шкуры! Я слыхал, что один очень богатый торговец мехами, теперь уже умерший, заложил основу своего огромного состояния именно таким путем. Но мои подозрения не имеют доказательств, и поэтому я не могу утверждать это как факт.

Может быть, какой-нибудь историк в один прекрасный день будет критиковать даже одного «доброго» американца, который, как говорят, купил у индейцев три квадратные мили земли, но позаботился, чтобы ее отмерили в количестве трех миль в квадрате. Я надеюсь, что это неправда.

Но, как ты видишь, нечестность не принадлежит исключительно какому-нибудь одному веку или одной нации. Она существовала в прошлом и будет существовать в дальнейшем, до тех пор, пока люди, становясь все более и более образованными, не будут движимы в своей деятельности более высокими побуждениями, нежели жаждой наживы. Я верю, что в далеком будущем настанет такое время...

Разговор опять перешел на грифов. Их теперь собралось по меньшей мере две сотни, и количество их все возрастало. Когда прилетали новые, они некоторое время кружили в воздухе, затем снижались и садились на деревья или скалы. Некоторые сидели сжавшись, с опущенными крыльями, втянув головы так, что их длинные обнаженные шеи были совершенно скрыты в перьях «воротников», похожих на жабо. Другие стояли прямо, приподняв оба крыла, наполовину распустив их и «подбоченясь», как можно часто видеть орлов и как их обычно изображают на монетах и знаменах. Предполагают, что грифы и орлы распускают так крылья, чтобы охладиться, когда им жарко, или погреться на солнце, когда холодно, ибо они делают это как в холодную, так и в теплую погоду и в этом положении выглядят очень своеобразно и довольно красиво.

Грифы все прибывали.

Некоторые постепенно снижались с большой высоты. Они казались маленькими пятнышками в голубом небе, которые все росли и росли, пока огромные крылья не начинали отбрасывать тень на залитую солнцем поляну, когда птицы скользили по спирали вниз. Другие приближались по горизонтальному направлению; когда их впервые замечали издали, они казались не больше воробьев.