В ответ снова раздался крик с продолжительным рыданием, затем ужасный взрыв смеха, который как нож резал ухо всем, кто слышал его. Жалобный стон и пронзительные крики последовали за смехом, — и снова в ответ раздался сильный голос, но звук человеческого голоса не мог разубедить испанцев. Беспредельный ужас охватил их теперь. Некоторые громко кричали, другие старались направить своих мулов на тропинку; одни впали в религиозный экстаз, другие же бранились и проклинали. Между тем в долине стало заметно оживление. Из домов высыпали солдаты и, построившись в ряды, выехали на дорогу.

Появление солдат положило конец панике беглецов. Теперь было ясно, что враги — люди, а не привидения. Как скоро это стало несомненно, испанка перестала бояться и начала снова командовать.

— Трусы! — воскликнула она, забывая о собственном страхе. — Трусы! Допустите ли вы, чтобы они теперь убили вас? Где ваша храбрость? Неужели вы боитесь горсти карабинеров, которых можно сравнить с грязью под вашими ногами? Мне стыдно за вас!

Мессенджеру же старуха тихо прибавила:

— Теперь настало время действовать! Второй мост находится в трехстах ярдах отсюда. Как только мы переедем его, опасность минует нас. Но мы должны рискнуть и некоторым придется погибнуть. Как светло, проклятье! Я никогда не видела такой светлой ночи!

— Вы не рассчитывали встретить здесь людей, по крайней мере, вы об этом не упоминали мне! — сказал Мессенджер, закусывая губы.

— Да, я не предвидела этой неожиданности! — и, вдруг обернувшись, вскрикнула: — Боже мой, лес горит!

Яркий свет падал на них в эту минуту, бросая красноватый оттенок на темные тени леса и ярко освещая пропасть. От сигнального костра, зажженного наверху холма для испанки, загорелась вся чаща. Огонь переходил с лужайки на лужайку, с куста на куст, с дерева на дерево, пожирая все встречающееся на пути. Даже те, которые шли по тропинке, могли хорошо видеть свой путь. Казалось, огромный вулкан выбрасывал пламя, охватывавшее величавые сосны, развесистые каштаны и ползучие растения. Шипя, с треском прокладывая себе путь через пропасть и чащу, быстро поднимаясь по высочайшим стволам, спугивая кричащих птиц, загоняя свиней в пропасти и овраги, окрашивая небо в багровый цвет, огонь распространялся повсюду.

Вскоре долина окрасилась в багровый цвет. Отряд солдат стоял освещенный, как при солнечном свете. Река казалась окрашенной в кровавый цвет. Стада перебегали в ужасе с пастбища на пастбище. В церквах раздавался звон; спавшие в хижинах проснулись. Но находившиеся на выступе онемели от страха, не будучи в состоянии идти к отдаленному мосту, который бы вывел их из холмов. Огонь подкрадывался к ним все ближе, горящие головни падали на мулов. Горячие прутья били им в лицо, им грозила опасность задохнуться от дыма и гари, окружавших их.

Солдатам в долине это зрелище казалось необъяснимым. Они были посланы, чтобы поймать беглых англичан, но здесь природа исполняла эту обязанность. Они стояли, онемев от удивления, пока мулы кричали на тропинке, а испанка бранила погонщиков. Между тем огонь дошел уже до края горной тропинки; люди, мулы и лошади начали падать вниз на скалы. Из шестнадцати мулов семь скатились в долину; из всей шайки осталось только восемь человек, когда показалось небольшое плато, ведущее к выступу через вторую пропасть шириною в тридцать ярдов, где был новый мост. Огонь бушевал вверху; горящие головни падали на деревянный мост, угрожая каждую минуту истребить его. Сзади каравану угрожала та же опасность.

Мулов оставалось теперь только пять, а из испанцев только шестеро человек, да и те падали, задыхаясь, призывая смерть. Мессенджер, почти падая с лошади, начал жалобно стонать и нервно ухватился за Фишера. Огонь опалил ему лицо, и несчастный совершенно ослеп.

— Хель! — воскликнул он, крепко схватывая протянутую ему руку. — Я лишился зрения! Хель, я ослеп, голова горит! Дайте мне ваши руки. О, какой мрак, я лишился зрения!

— Этого не может быть! — воскликнул Фишер, крепко держа протянутые руки. — Держитесь теперь за меня, нам надо перейти через мост. Это не продлится более десяти минут. Слыхали ли вы, чтобы кто-нибудь так неистовствовал, как эта старая ведьма?!

— Где она? — спросил Мессенджер, держась за юношу в полном отчаянии. — Где они все? Спасены ли деньги? Разве вы не видите, что я слепой? Голова горит, я не могу переносить этого, теперь у меня в глазах огонь! Боже мой, какая боль!

— Испанка теперь бьет погонщиков кнутом, по крайней мере тех пятерых, что остались в живых! — отвечал Фишер. — Они не идут на огонь, а она заставляет их. Разве вы не слышите ее голос? Но здесь не место останавливаться, пусть пропадают деньги: скалы накаливаются и мост начинает гореть!

— Во всяком случае я не оставлю испанку, — сказал Мессенджер, отступая назад, — мы вместе погибнем или спасемся! Она не покидала меня, кроме того, здесь замешано пятьсот тысяч фунтов стерлингов.

Слышите? Я говорю о деньгах, приведите меня к ним! Где Берк, Кеннер? Эй, Кеннер! Что же вы не откликаетесь? Вы всегда мешкали, Кеннер, и думали только о вине. Ха, ха! Утопитесь в нем. Сведите меня к испанке, слышите?

Фишер, не обращая внимания на этот бред, быстро провел его через мост, говоря, что дорога к деньгам шла здесь. Переход был короткий; выстрелы солдат в долине не попадали в них. Но мост во многих местах так сильно горел, что их обувь серьезно пострадала. Перейдя на другую сторону, Мессенджер упал в изнеможении на лужайку, а Фишер остановился наблюдать за испанкою, которая, принуждая погонщиков попытаться перевезти груз, сама выжидала, пока эти шестеро и пять мулов въезжали на мост.

Выдержит ли мост? Этот вопрос задавали себе сотни людей, наблюдавших за транспортом. В этот момент огонь сильно бушевал, холмы были освещены потоками света, скалы блестели, как драгоценные камни. Все пространство, охваченное огнем, было покрыто обуглившимися деревьями и опаленной травой. Местами высокие деревья горели, как факелы. Мост также был охвачен пламенем, и люди, находившиеся на нем и над ним, тяжело дышали.

Возможно, что если б испанка и ее соучастники пошли пешком, они были бы спасены. А всем известно, что лошади и мулы боятся огня, и