– Ничего, надеюсь, меня не тронет. – Я не удержался от улыбки. Наемница в прежней форме и даже больная не дает себя в обиду.

Староста откланялся, еще раз нижайше попросив зайти в гости. На отшибе, у рощицы действительно стоял маленький бревенчатый дом с чердачком. Слабо дымилась труба, а дверь вряд ли могла выдержать один пинок ноги. Я попытался унять бешеный стук сердца и осторожно побарабанил по косяку. В ответ ни звука. Я мягко толкнул дверь, не заперто. Вошел и сразу увидел ее. Луна в одной рубашке сидела в дальнем углу, на кровати, закутанная до пояса в лоскутные одеяла. Она была бледная как полотно, очень исхудавшая, а карие глаза казались неимоверно большими. В тонких руках чуть подрагивал большой армейский арбалет. Железный болт смотрел мне в грудь. Не такой представлял я нашу встречу…

– Здравствуй.

– Уходи…

– Это я…

– Уходи…

– Луна, это я, Скиминок!

– Уходи!!!

Наверно, стоило бы сказать так: «Мир перевернулся, земля задрожала, воздух перестал входить в легкие, и от страшных слов резкая боль пронзила сердце тринадцатого ландграфа. Слезы заблестели в глазах, он пошатнулся… Его душа опустошена, любовь растоптана, жизнь потеряна. В отчаянии он падает на колени, умоляя ее не стрелять, но…»

С другой стороны – положеньице довольно комичное. Я наконец-то нашел свою сбежавшую возлюбленную, вошел в дверь, раздираемый любовью и сомнениями, а мне наставляют в нос арбалет, недвусмысленно давая понять, что будет, если я сейчас же не уберусь. И на колени я не падал. Упал на задницу… Очень вовремя: нервно подрагивающий пальчик Луны все-таки нажал спусковой крючок – болт прошил дверь насквозь! Она раздраженно отшвырнула арбалет, отвернулась к стене и… заплакала. Я вздохнул. Встал, отряхнул штаны – ну что ты будешь делать с этими женщинами? Пошел утешать…

– Не надо, любимая. Не плачь… Хочешь, я заряжу твой самострел и ты еще раз в меня выстрелишь? Я встану поближе – ты обязательно попадешь!

Вместо ответа она разрыдалась еще громче. Сев рядом на краешек кровати, я начал тихо гладить ее по голове.

– Прости… Было столько дел. Болезнь, бои, подвиги, драки – все это занимает весь рабочий день. Про ночные вахты уже и не говорю. Надо было, конечно, хоть весточку дать, но в вашей веселой стране ни почты, ни телефона. Не поверишь – банальную телеграмму отправить негде! А ведь народу не объяснишь, что у меня тоже может быть личная жизнь. Людоеды завелись – Скиминок! Пан Юлий мятеж готовит – опять Скиминок! Раюмсдаль Локхайм захватил, Зингельгофер армию собрал, Люцифер козни строит – везде только Скиминок! Как будто у вас других героев нет?! И ладно бы что серьезное, а то чепухой какой-то приходится заниматься… Две драконицы не поделили Кролика, так его еще одна, черненькая, оказывается, с детства любит. И что ты думаешь? Даже здесь без многомудрого меня никак нельзя разобраться!

Моя пустопорожняя болтовня сделала свое дело. Луна перестала плакать, улыбнулась и обняла меня за шею, уткнувшись мокрым носом мне в ухо. Я гладил ее по спине, довольно долго мы молчали. Наемница начала первой:

– Он уехал. Я была уверена, что справлюсь с собой и смогу с ним жить. Два дня мы не ссорились. Потом начался ад… Я заболела. Он ухаживал за мной, но… Я все время думала о тебе, а любое случайное упоминание твоего имени вызывало скандал. Я… в общем, я сказала ему, что давно тебя люблю. Что я обманываю его… Он уехал в Вошнахауз, у него там работа. Потом передал письмо с магом Матвеичем. Пишет, что все понимает, но семья есть семья, разрушить легко и… все зависит от меня.

– А ты?

– Я… наверно, вернусь к нему. Так надо… Он позовет и… Нет! Не уходи, пожалуйста…

Я пытался встать, но Луна вцепилась в мой рукав, глядя такими умоляющими глазами.

– Скиминок, любимый… Родной мой… Не оставляй меня сейчас. Ты не видишь, как мне плохо? Я ничего не могу решить. Все во власти Всевышнего… Ну что же нам обоим делать, раз все так вышло? Не молчи… Я… люблю тебя!

Ее бил озноб. Явно высокая температура. Я покрепче прижал к себе ее горящие плечи, а потом… Наши губы вдруг встретились. Это был тот самый поцелуй, которого ждут всю жизнь! Если его не было, то век прожит даром… Мы целовались снова и снова. Мы отдавали друг другу всю нежность и ласку, скопившуюся за долгие годы разлуки. Горечь поражений, душевная боль, раны и усталость, проблемы, страхи, обиды… не осталось ничего, что бы не растаяло в огне этих поцелуев. Я все простил. Она все простила. Мир вокруг ограничил свое многообразие озерами ее глаз. Там отражался – я! Больше мне не нужно было себя искать… Теперь ответом на любой вопрос звучало: я люблю ее! Враги представлялись мелкими, сложности – несущественными, ошибки – поправимыми. Не было ничего, с чем бы я сейчас не смог справиться. Она целовала меня с такой яростью, безоглядной страстью, на какую способна лишь настоящая любовь. Мы не заметили, как опустился вечер. Я не услышал скрипа досок, припирающих снаружи дверь. Луна не обратила внимания на голоса за окном. Мы вздрогнули одновременно от обжигающего Меча Без Имени, изо всех сил сигналящего об опасности. В воздухе запахло серой. За стеной кто-то громогласно объявил:

– Верьте мне, дети мои… Он – не ландграф! Она – наемная убийца. Они лишь грешные исчадия Ада. Спасем же свои души, придав слуг Сатаны очистительному пламени истинной веры!

Я рванулся к двери и тяжело ударил в нее всей грудью. Бесполезно. Она была надежно прижата снаружи. Подошел к маленькому окну, – вокруг дома мрачной толпой стояли жители деревни. Стражи опирались на копья, староста задумчиво вздыхал, а прямо перед ним бесновался высокий худой священник в черной рясе:

– Огня! Дайте мне огня! Только огонь, испепеливший их тела, избавит ваши души от вечного пламени геенны огненной. Спасите себя и детей своих! Молитесь, дабы происки Сатаны не ввели вас в искушение! Кайтесь, ибо Бог отвернулся от вас за то, что вы дали пристанище его врагам…

– Кто это? – спросила Луна, глядя в окошко из-за моей спины.

Я пожал плечами:

– Очередной религиозный фанатик. Вообще-то у меня уже двойственное отношение к священникам. Кардинал Калл был со мной несколько строг, но потом показал себя хорошим дядей. Инквизиторы и приблудцы оказались сволочами. Отец Ансельм, помнишь его? Чудный человек, а вот этот… По-моему, он успешно уговаривает всех нас сжечь.

– Я боюсь.

– Не бойся! – Именно сейчас, рядом с любимой, которая нуждалась в моей защите, я почувствовал себя невообразимо храбрым и могучим. – Ничего, если я выдавлю стекло? Думаю, мы быстро договоримся со старостой.

Луна согласно кивнула. Она выглядела очень напуганной, но верила мне безоговорочно. Это вдохновляло…

– Алло, колхознички! По поводу чего митингуете? Пестициды замучили или обком опять требует рапорт об уборке за неделю до сева?

Народ припух. Они тут всегда молчат, когда не понимают, о чем речь. Тугодумы, но в неискренности не упрекнешь… Староста откашлялся и, сопровождаемый монахом в черном, попытался дать вразумительный ответ: