Она постояла в дверях и понаблюдала за ним: голова наклонена, массивные плечи согнуты, бормочет что-то себе под нос и делает заметки в блокноте бог весть для чего.

– Очевидно, рад, что проведет Рождество со своим любимым семейством, – съязвил Трой.

– Это из-за возвращения Гарри. Он как одержимый, – сказала Эми.

– Кажется, это какой-то новый уровень одержимости, – заметил Логан. – Раз он теперь знает, что сделала мама.

– Да. Он не простит ей, что она забрала его золотого мальчика, – беспечно проговорил Трой, заново наполнил свой бокал шампанским и поднес его к свету.

– Они не разговаривают, – сообщила Бруки, – и даже не смотрят друг на друга.

– Печально. – Эми думала, что произнесла это небрежно, как произнес бы любой, если бы его родители не разговаривали друг с другом в Рождество, но увидела, что ее братья и сестра выпрямили спины и напряглись.

Произошел обмен взглядами. Безмолвными предупреждениями. Так у них повелось с года суицидальных мыслей. Эми было четырнадцать. У всех случаются мысли о самоубийстве в этом возрасте. К несчастью, Эми написала каждому из членов семьи длинное проникновенное прощальное письмо, и все письма были обнаружены, основательно обсмеяны и никогда не забыты. Бруки сказала, что свое хранит до сих пор «для истории», а это унизительно. Эми сделала ошибку в слове «меланхолия». Такова парадоксальная природа отношений между родными братьями и сестрами: они могли дразнить ее за глупость и орфографические ошибки в прощальных письмах и в то же время опасаться, как бы она не написала новые.

– Не стоит переживать из-за этого, – осторожно сказала Бруки, как будто Эми балансировала на краю парапета моста.

– Я не собираюсь резать себе вены, просто это печально! – огрызнулась Эми.

Бруки выставила вперед ладони:

– Ясно, ясно.

– Мне не десять лет! Если они разведутся, значит разведутся! – Эми не могла и думать об этом.

Ее родители живут отдельно, в разных домах, по-другому укладывают волосы и заводят новые хобби, новые отношения? По правде говоря, она чувствовала себя так, как если бы они развелись, когда ей было десять.

– Они, конечно, уже слишком старые для развода, – заявила Бруки. – Какой смысл?

– Они не такие уж старые, – возразил Логан. – Такое случается.

– Надо было подарить им на Рождество сертификат на консультацию по сохранению брака, – задумчиво произнес Трой.

Он подарил матери велосипед. Сразу было видно, что это именно велосипед, хотя его и завернули целиком в золотистую бумагу.

«Велосипед! – воскликнула мать, прижав руки к сердцу, когда Трой внес его в дом. – Откуда ты узнал, что я хотела велосипед?»

Трой всегда каким-то загадочным образом узнавал, кто что хочет.

– Я должна поесть, – заявила Эми. – Бруки, поди скажи маме, что мы должны что-нибудь съесть, иначе у тебя начнется мигрень.

– Поди сама и скажи, что тебе нужно поесть, иначе у тебя начнется паническая атака, – возразила Бруки.

– Скажи, что Логан проголодался, – предложил Трой. – Она не станет морить его голодом.

– Я час назад говорил ей, что хочу есть, – отозвался Логан.

Штеффи вылезла из-под кофейного столика и положила голову на колени Эми.

– Какие новости от Клэр? – спросила Эми у Троя, поглаживая шелковистые уши собаки.

Бывшая жена Троя приехала в Австралию и пыталась забеременеть своими замороженными эмбрионами, первая попытка оказалась неудачной.

– У нее сейчас перерыв, следующий заход будет в новом году, – ответил Трой. – Осталось еще четыре штуки.

– Ты надеешься, что она забеременеет? – поинтересовалась Эми. – Или что нет?

– Я хочу этого для нее. И не хочу для себя. Не хочу, чтобы чужой мужик растил моего биологического ребенка. Я правда совсем этого не хочу. – Он помолчал. – Я говорил, что встречался с ним?

– С кардиологом? – уточнила Бруки. – И какой он?

Все посмотрели на Троя в ожидании ответа, твердо готовые поддержать его. Несмотря на все свое ехидство, несмотря на его прошлые ошибки, они вдруг, каким-то чудом, стали близки, как могут быть близки только родные братья и сестры. Эми вспомнила тот ужасный день, когда их отец вышел из машины на шоссе. Только что они все дрались, ненавидели друг друга так сильно, как можно ненавидеть только родного брата или сестру, а потом неожиданно в машине стало тихо, и Трой держал за руку Бруки, и они переглядывались в ожидании, что скажет мама, объединенные общим ужасом.

– Высокомерный ублюдок, – припечатал Трой.

– По-твоему, все хирурги такие, – заметила Бруки.

– Он ей не подходит, – заявил Трой. – Он называет Клэр малышкой. Она пытается родить ребенка, а он зовет ее малышкой.

– По-моему, это обычное слово для… – начала Бруки.

На кухне сработала пожарная сигнализация. Дом наполнился едким запахом дыма, и отец, прихрамывая, вошел в комнату, источая недовольство. Один из ухмыляющихся снеговиков свалился с полки на ковер.

– Что происходит? – спросил Стэн и посмотрел на них так, будто они все еще были детьми.

– Все хорошо! – крикнула Джой с кухни. – Все в порядке! Успокойтесь! И оставайтесь все на своих местах!

Джой бросила посудным полотенцем в детектор дыма, прикрепленный к потолку на кухне, чтобы тот перестал верещать. Лучше бы Логан вообще не устанавливал эту чертову штуку. Она такая чувствительная. Так придирается к ее стряпне.

– Это же не настоящий огонь, – попыталась урезонить детектор Джой и снова подкинула полотенце. Бросок получился неудачный. Полотенце приземлилось ей прямо на лицо. Джой скомкала его в некое подобие мяча и вновь швырнула вверх. – Это всего лишь немножко дыма, глупая ты штуковина! Всех переполошила. Хватит!

Она готовила грецкие орехи в масле и коричневом сахаре для салата, как делала Саванна в День отца (она сказала Джой, что этот салат – «верняк»!), а потом отвлеклась на процеживание соуса, чтобы убрать из него эти дурацкие комки, и вот уже орехи превратились в черные дымящиеся головешки на ядерной свалке. Без предупреждения, без промежуточной стадии!

Обед все откладывался и откладывался. Дети без конца мешали ей, предлагая помощь, а она не хотела, чтобы они помогали, – станут встревать в процесс, давать лишние советы и командовать ею: «Не возись с орехами, мама!», «Не пора ли ставить картошку?»

Казалось, Джой застряла в одном из своих повторяющихся ночных кошмаров, которые снились ей до сих пор: она везет одного из своих детей на матч, и нужно успеть вовремя, а машина еле тащится. Джой просыпалась, продолжая отчаянно давить ногой на воображаемую педаль газа.

Кастрюлька полетела прямиком в мусорное ведро. Больше ею пользоваться нельзя. Все было навеки испорчено. Что она пыталась доказать этим изысканным обедом и всеми этими затейливыми, канительными закусками? Никто из ее семьи вообще не любил индейку. И грецкие орехи. Она нарисовала в голове картинку красно-золотисто-зеленого Рождества, которое каким-то чудом снова сделает их семьей.