— Я не могу больше это слушать, — сказала она.

— Извини. Я думал, тебе интересно.

Остаток пути они прошли в молчании, мосты уводили их все выше и выше, пока они наконец не оказались на крыше огромного здания, которое было, судя по всему, самым высоким в городе и располагалось точно посредине. Оттуда город был виден весь как на ладони.

Смотреть вниз было страшно. Мойра отошла от края крыши, где ее сразу потянуло вниз, по коже побежали мурашки, голова закружилась, и чей-то шепот зашелестел в ушах. Один шаг, всего один шаг в ночное небо, уговаривал он ее. Сделай всего один шаг, и всем твоим несчастьям раз и навсегда придет конец.

Услышав шаги, она с благодарностью отвернулась от вселяющего беспокойство вида. Какая-то женщина шла к ним, но, не дойдя нескольких шагов, остановилась. В отличие от других обитателей города, она производила впечатление уверенного в себе человека, который сам управляет своей судьбой.

Кожа у нее была бледная, короткие рыжие волосы стояли торчком. С полдюжины серебряных сережек украшали мочку одного уха; в другом не было ничего, кроме маленького серебряного гвоздика в форме звезды. Одета она была небрежно, как и Джек: черные джинсы, черные сапоги, белый топ, черная кожаная куртка наброшена на одно плечо. И глаза у нее тоже были как у Джека: резервуары лунного света.

— Ты не один, — сказала она Джеку.

— Я никогда не бываю один, — ответил тот. — Ты это знаешь. Моя сестра, Диана, — пояснил Джек Мойре, потом представил ее Диане.

Женщина ничего не ответила, но так долго разглядывала Мойру яркими лунными глазами, что та не выдержала и заерзала. Ощущение сна быстро улетучивалось. От страха у нее снова противно засосало под ложечкой.

— Почему ты здесь? — спросила наконец Диана.

Голос у нее был совсем не такой, как у брата. Он был теплый и круглый, от него веяло ароматом вишневого цвета или розовых бутонов. Его звуки сразу разогнали все страхи Мойры и вернули прежнее ощущение сна.

— Я... я не знаю, — сказала она. — Я шла домой, по дороге перешла через какой-то мост, и вдруг оказалась... здесь. Не знаю где. Я... послушайте. Я хочу домой. Я не хочу, чтобы все это было на самом деле.

— Это все очень даже на самом деле, — сказала Диана.

— Чудесно.

— Она хочет помочь несчастным, — вставил Джек, — но они бегут от нее.

Мойра метнула на него убийственный взгляд.

— Да помолчи же, — велела ему Диана, нахмурившись. Потом снова обратилась к Мойре: — Так почему же ты не идешь домой?

— Я... я не знаю, как. Мост, по которому я пришла... когда я хотела вернуться, то оказалось, что его пролет исчез.

Диана кивнула:

— А что тебе рассказал мой брат?

Ничего толкового, вертелось на языке у Мойры, но вместо этого она послушно пересказала весь разговор с Джеком.

— И ты отчаялась? — спросила Диана.

— Я...

Мойра заколебалась. Она думала о тех забывших надежду, впавших в уныние людях, мимо которых она проходила по дороге на крышу.

— Нет, наверное. То есть я не то чтобы счастлива или что-то в этом роде, но...

— У тебя есть надежда? На то, что твоя жизнь изменится к лучшему?

Лица, сменяя одно другое, быстро пронеслись у нее в мозгу. Призраки из прошлого, далекого и близкого. Мальчишки из школы. Эдди. Она услышала его голос.

Или ты мне даешь, или идешь пешком.

Ей хотелось нормальной жизни. Чтобы было, чему радоваться. Ей хотелось встретить человека, с которым можно построить нормальные отношения, которого можно спокойно любить, не опасаясь, что другие назовут ее шлюхой. Ей хотелось, чтобы этот человек появился в ее жизни уже завтра утром. И еще ей хотелось, чтобы у нее с ним было нечто большее, чем просто покувыркаться на сеновале.

Но в тот миг ей казалось, что всего этого никогда не будет.

— Не знаю, — сказала она наконец. — Я хочу верить. Я не собираюсь сдаваться, только...

И снова в ее памяти встали лица, только на этот раз они принадлежали заблудшим, которые населяли этот город. Отчаявшимся.

— Я знаю, что есть люди, которым приходится куда хуже, чем мне, — сказала она. — Я здорова, руки, ноги, голова на месте. И все же чего-то не хватает. Не знаю, как другие, — может, и у них то же самое, только они не подают виду, — но у меня такое чувство, как будто внутри меня дыра, которую я ничем не могу заполнить. И мне так одиноко...

— Вот видишь, — сказал тут Джек. — Она моя.

Мойра повернулась к нему:

— Это еще что такое?

Но ответила ей Диана:

— Он предъявляет права на твое несчастье, — сказала она.

Мойра перевела взгляд с одного на другого. Между ними явно что-то происходило, какая-то скрытая борьба, сути которой она не могла ухватить.

— О чем вы оба говорите? — спросила она снова.

— Этот город наш, — сказала Диана. — Мой и моего брата. Мы с ним две стороны одной монеты. У большинства людей монета падает моей стороной вверх, ведь вы от природы оптимисты. Но некоторым оптимизм изменяет. И когда монета поворачивается к ним другой стороной, то прощай надежда.

Внимание Мойры особенно привлекли слова «ведь вы от природы оптимисты», в устах Дианы они прозвучали так, словно она и ее брат — не люди. Она повернула голову и взглянула на город мостов и покосившихся зданий. Он был словно картина из сна — не то чтобы кошмарного, но и не слишком приятного. И она оказалась здесь в ловушке; в ловушке из сна.

— Слушайте, а кто вы такие? — спросила она. — На «Джека и Диану» я больше не клюну — слишком похоже на ту песню Джона Мелленкампа. Кто вы такие на самом деле? И что это за место?

— Я ведь тебе уже говорил, — сказал Джек.

— Но ты дал ей только половину ответа, — добавила Диана. Она повернулась к Мойре. — Мы Отчаяние и Надежда, — сказала она. Коснулась рукой груди. — Ты нуждаешься в нас, и потому мы перестали быть аллегорией и обрели плоть и кровь. Это наш город.

Мойра покачала головой:

— С Отчаянием все понятно — это место просто смердит им. Но при чем тут Надежда?

— Надежда помогает сильным подняться над отчаянием, — сказала Диана. — Это она придает им сил. Не слепая вера и не точное знание, что кто-то придет и поможет, но понимание того, что своими силами они способны не только выжить, но добиться счастья. Именно надежда закаляет их волю и дает им силы продолжать борьбу, сколь бы ничтожными ни были их шансы.

— Не забудь сказать ей о том, как избыток на дежды превратит ее в ленивую корову, — сказал ее брат.

Диана вздохнула, но не стала делать вид, будто не слышала.