— Терпеть не могу отрекающихся, — возмутился Гольвег. При этом он красноречиво взглянул на Розданова. К кому относилось услышанное им в ответ «провинциальные мерзавцы» — он так и не понял.

— Но их, отрекающихся, все больше и больше, — продолжал тем временем Скорцени. — После того как Болгария и Румыния, да, по существу, и Италия, перестали быть нашими союзниками, положение в Югославии крайне усложнилось. Хорти уверен, что в таких условиях наши войска не смогут достаточно долго противостоять партизанской армии Тито, а также войскам русских, болгар и румын, которые вскоре туда нахлынут.

— Спасайся, кто может, — проворчал Штубер. — Это нам знакомо.

— Николас Хорти убежден, что Югославия окажется самым надежным и безопасным союзником. Достаточно могучим и достаточно безопасным — вот из чего исходит этот отпрыск несостоявшегося регента, решаясь на предательский сговор с коммунистическим режимом маршала Тито.

Скорцени замолчал. Гольвег воспринял это как приглашение к разговору.

— Я понял вас, штурмбаннфюрер, так что на время, для операции, нам понадобился югославский партизан, — снова поднялся он.

Рослый, широкоплечий, на удивление розовощекий, что крайне редко встречалось у людей, по несколько лет сражавшихся на фронте, — оберштурмфюрер Гольвег вполне мог сойти за могучего славянского витязя.

Штубер давно заметил это. И вполне одобрил выбор Скорцени.

— Нужен толковый югославский, титовский офицер. Истинный серб. Или хорват, — объяснил обер-диверсант рейха. — Сомневаюсь, чтобы Николас Хорти сумел определить разницу между ними.

— Для венгерского слуха такое определение непостижимо, — заверил его Штубер.

— Но для того, чтобы проникнуть в Югославию и выследить более или менее подходящего титовского офицера, понадобится время, — заметил Гольвег.

— Забыли, что его еще нужно заставить работать на нас, — напомнил Штубер. — Но прежде — вывезти за пределы Югославии и доставить в Будапешт.

Все трое выжидающе посмотрели на Скорцени. Штурмбаннфюреру не нужно было обладать даром прорицателя, чтобы понять, что ни один из них не верит в успех, да и вообще в реальность подобной операции.

— Возможно, кто-то из титовских офицеров оказался в гестапо, — неуверенно подсказал Штубер. — Можно было бы обратиться к командованию наших войск в Югославии…

Сказав это, Штубер сразу же подумал, что Скорцени не мог не учесть такую возможность еще до встречи с ними. Но, что сказано, то сказано.

— Зачем все настолько усложнять? — спокойно спросил Скорцени, прислушиваясь к разрывам бомб. — Офицером Тито будете вы, Гольвег. А общаться с Николасом Хорти станете на немецком. Плохом немецком. Но об этом, о всевозможных деталях, мы с вами еще поговорим.

Гольвег облегченно улыбнулся. И не только потому, что отпала необходимость отправляться в горы Боснии. Прояснилась мрачная шутка Скорцени относительно его, Гольвега, намерений переметнуться к Тито. Он терпеть не мог подобных авантюр.

— В таком случае я вполне могу сойти за переводчика: с сербского на немецкий, — вмешался в их разговор Розданов. — При этом даже не следует скрывать, что я русский белогвардейский офицер.

— Именно такой и была задумана ваша роль, поручик Розданов, — небрежно бросил Скорцени. — И попробуйте не справиться с ней или каким-то иным способом подвести нас.

— Хорти — обычный провинциальный мерзавец. Чем меньше их останется в Европе, тем лучше.

— Через Розданова сын Хорти, а, возможно, и сам регент, попытается выйти на белогвардейское освободительное движение, за которым, дескать, будущее России, — развивал план операции Штубер.

— Не думаю, чтобы такая перспектива слишком уж заинтриговала регента, но заинтересовать в какой-то степени способна…

Штубер понимал, что если в этой операции для него и найдется какая-либо роль, то она, конечно же, будет второстепенной. Однако гауптштурмфюрера это не огорчало. Он сделал свое дело, явив Скорцени поручика Розданова. И тот смирился с его протеже, что само по себе немаловажно.

— Будем считать, что роли распределены, — сказал Скорцени, словно бы забыв при этом о роли для самого Штубера. — Теперь о легенде для «югославского партизана»… В Венгрию вас, Гольвег, переправят из Югославии. Помогут добраться до Будапешта. Сопровождать будет настоящий партизан. Подчеркиваю: настоящий, то есть пропахший дымом, с ревматическим треском в локтях и коленях, с типичным партизанским туберкулезом. Он станет основным вашим свидетелем и гарантом.

— Будем надеяться, что станет, — воинственно процедил Гольвег.

— Один из адъютантов Хорти знает этого человека в лицо. Единственное, чего он не знает, что этот партизан уже второй год является агентом гестапо.

— И это существенно.

— Что же касается вас, Розданов, то ваша задача подстраховывать Гольвега в должности адъютанта. Впрочем, каждую роль вам распишут. Не верьте, что лучшие режиссеры мира работают в берлинских и лондонских театрах. Все лучшие давно собраны в службе безопасности. Они способны устраивать такие спектакли, какие ни одному драматическому режиссеру даже не снились. Однако не будем забывать о скромности.

Вражеские штурмовики все наседали и наседали. Город, как мог, отбивался от них огнем зенитных батарей, пальба которых напоминала Скорцени надрывный кашель тяжело больного человека — чахоточный и безнадежный. Он не сомневался в том, что удержать Будапешт не удастся. Ни остановить русских на подступах к городу, ни удержать. Падение венгерской Цитадели — вопрос времени.

Однако же и время ценилось сейчас на вес сотен тысяч человеческих жизней, на судьбу империи, на историю рейха. И он, штурмбаннфюрер СС Скорцени, воин, принадлежащий к «посвященным второго класса» — из тех, кто погибает, оставаясь в вечной памяти великой расы арийцев; и кто сражается за идеи национал-социализма, достигнув высшего мастерства в умении убивать и умирать, — чувствовал себя человеком, взвешивающим целую эпоху истории неоспоримостью вверенных ему фюрером полномочий.

— Однако появление в Будапеште посланника Тито — это всего лишь первая часть операции. «Офицер-югослав» предстанет в роли банальной наживки. А главным охотником станете вы, Штубер, возглавив группу захвата Николаса Хорти, — молвил Скорцени, продолжая «Тайную вечерю» четырех заговорщиков. И Будапешт еще не знал, что в сравнении с тем, что они замышляют, все эти налеты авиации покажутся ему глупой детской забавой. — Это нужно будет сделать в самом центре столицы. Средь бела дня. Чтобы адмирал Хорти ужаснулся вашей наглости. Чтобы он понял: захват его сына — последнее предупреждение не только лично ему, но и всем, кто надеется спасти свою шкуру ценой предательства Германии.

— Надеюсь, этому «провинциальному мерзавцу», как выражается наш русский коллега, подскажут, что похищение сына — перчатка, которую ему швырнули в лицо, — согласился Штубер.

…Итак, выбор сделан: к власти придется приводить Ференца Салаши. В Берлине свой окончательный выбор остановили именно на нем, на руководителе партии «Скрещенные стрелы», этом сборище нилашистов.