Нащупав сзади «молнию» на ее платье, Рафаэль расстегнул ее одним стремительным рывком. Освобожденная ткань платья упала с ее плеч, и платье соскользнуло к ногам Джессики и упало на пол тяжелыми складками, и она осталась в атласном маленьком платье, которое надела под свадебный наряд. Руки Рафаэля тотчас легли на его прохладную поверхность и медленно двинулись сверху вниз, словно он получал изысканное наслаждение от прикосновений к тонкому атласу, обволакивавшему ее желанное тело. Его ладони медленно скользили по груди Джессики, задержались на узкой талии и двинулись ниже. Длинные пальцы Рафаэля накрыли собой ее ягодицы и сжались в безудержном порыве желания, как это уже было однажды — в темном патио в Рио.

Джессика негромко застонала, ибо и она уже начинала изнемогать от желания. Его руки напряглись, поднимая ее от земли, и Джессика невольно вскрикнула, почувствовав, как вминается в ее разгоряченное тело пряжка его ремня.

Негромко пробормотав что-то по-португальски, он ослабил объятия и опустил Джессику на пол, но тут же наклонился и, легко подняв ее на руки, шагнул в темную спальню, распахнув дверь пинком ноги. Старинная широкая кровать с ее пышно взбитыми перинами была довольно высокой, и, когда Рафаэль опустил свою драгоценную ношу, Джессика почувствовала себя жертвой, лежащей на алтаре и предназначенной на заклание. Но ее ожидание длилось не дольше минуты. Рафаэль бросил на пол пиджак и, торопливо расстегнув пуговицы на рубашке, швырнул ее в угол. Джессика как зачарованная следила за тем, как он расстегивает пряжку ремня и «молнию» на брюках. Сбросив с ног лакированные туфли, Рафаэль стремительно сорвал с себя оставшуюся одежду и опустился на кровать рядом с Джессикой.

В свете настольной лампы, проникавшем в спальню из гостиной, его тело казалось совершенным, как у большой хищной кошки, бесшумно скользящей в джунглях, — и таким же мощным. Плечи Рафаэля отливали светлой бронзой, и когда он склонился над ней, Джессике показалось, что его глаза светятся в темноте.

Густая тень легла на ее лицо, и Джессика затрепетала в предчувствии, с новой силой жаждя очутиться в его объятиях, но Рафаэль не торопился. Опираясь на руки, он осторожно лег на нее, давая Джессике привыкнуть к тяжести своего тела, потом сдвинулся чуть ниже, стремясь заполнить каждую впадинку ее тела своим. Выпуклость к впадине, твердое к мягкому, мускул к мускулу, губы к губам, плотно, без малейшего просвета, словно вся поверхность его тела была одним огромным органом осязания, Рафаэль прильнул к ней, словно хотел пробить телесную оболочку и устремиться к ее душе, чтобы слитьсй с ней навеки. Дав Джессике привыкнуть к этой близости, он взял ее руки в свои и, сплетя свои пальцы с пальцами Джессики, поднял ее руки над ее головой. И начал снова целовать ее.

После бесконечно долгого, головокружительно сладкого поцелуя он оторвался наконец от ее губ. Его жадный язык заскользил вниз, к шее, к нежной ложбинке между ее грудями. Рафаэль тыкался щекой то в одну, то в другую грудь Джессики; выбрав левую, он начал мучительно медленный подъем по ее крутому склону к остроконечной вершине, покрывая ее кожу мириадами поцелуев, лаская языком и игриво покусывая. Покорив одну высоту, он перешел к другой и стал взбираться по ней с тем же неспешным тщанием.

Джессика не в силах была пошевелиться или уклониться от его ласк, даже если бы она этого хотела. Ее руки были по-прежнему прижаты к подушке за ее головой, а тело Рафаэля припечатало ее к кровати. Джессика чувствовала, как он осторожно сдвигает в сторону мешающий ему шелковый атлас нижнего платья, как мучительно осторожно и медленно мнет и давит ее истекающую влагой горячую плоть, и ее сердце стучало все громче, все сильней.

Восторженное ожидание, наполнявшее Джессику, как горячий воздух наполняет воздушный шар, до звона натягивая его тонкую оболочку, странным образом смешивалось в ней со сладкой беспомощностью и паникой. Предстоящее страшило ее, и она решила вести себя с предельной осторожностью, оставаясь, насколько это возможно, хозяйкой положения, однако глубоко внутри ее зрело инстинктивное знание, что Рафаэль никогда не причинит ей физической боли. Знание превратилось в уверенность, и Джессика даже была тронута тем, каким внимательным он может и хочет быть с нею, но все эти мысли очень скоро исчезли, надежно погребенные под ворохом новых, небывалых ощущений, сквозь которые Рафаэль вел ее к сияющей вершине, к удивительному чуду, которое по-прежнему маячило впереди.

Он слегка пошевелился и, опираясь на одну руку, второй рукой обнажил живот Джессики и принялся покрывать его быстрыми, легкими поцелуями, так что она чувствовала на коже горячую влагу его дыхания. Неожиданно язык Рафаэля нырнул в ямочку на животе и, ненадолго задержавшись на ее дне, снова выбрался оттуда и медленно, словно улитка, оставляющая за собой мокрый след, стал описывать круги по ее животу, опускаясь все ниже и ниже к влажным истокам ее лона.

Это было умопомрачительное ощущение, но Джессика, вдруг испугавшись чего-то, попыталась высвободиться. Рафаэль не позволил ей этого сделать. Сильно надавив ей на колени, он заставил Джессику еще больше раздвинуть ноги, чтобы глубже погрузиться в нее.

— Как сладко! — прошептал он, и Джессика почувствовала, как ее чувствительную плоть закололо сотнями тупых иголочек. — Ты — как глоток прохладной воды в жаркий полдень, как мед с мятой и цветочным нектаром… Я готов пить тебя словно хмельной напиток, от которого кружится голова и по всему телу растекается приятная истома…

И Рафаэль продолжил свое захватывающее исследование, даря ей такие неземные, волшебные ласки, что очень скоро Джессика позабыла обо всем на свете. Околдованная, оглушенная, она отбросила стыд и открыла ему себя, пропуская его вглубь, и Рафаэль немедля этим воспользовался. Он действовал осторожно и вместе с тем дерзко и решительно. Его губы и его вездесущий язык жгли ее тело, лишали дыхания, рождали в ней огонь чистейшего наслаждения и оглушительной радости.

Господи, как же ей хотелось почувствовать его внутри себя! Желание слиться с ним было таким всепоглощающим, что Джессика больше не могла сдержать свою страсть. Повинуясь этой потребности, она схватила Рафаэля за плечи и, впиваясь в них ногтями, попыталась направить его.

Он выпустил ее и, опершись на локоть, стащил с нее нижнее платье, так что из одежды на Джессике остался лишь тоненький пояс и белые чулки, украшенные у лодыжек вышивкой. Положив руку ей на грудь, ощутив под своей рукой биение ее сердца, Рафаэль склонился к ней и, пробежав языком по изгибам ее маленького уха, внезапным словно выстрел движением погрузился в нее так глубоко, что Джессика на мгновение оглохла.

— Скажи, что ты хочешь меня! — прошептал он.

Джессика подняла руку и накрыла ею его ладонь, лежавшую у нее на груди. Непонятный страх словно молния пронзил ее, хотя за мгновение до этого она не чувствовала внутри ничего, кроме жгучего желания быть с ним.

— Зачем? — задыхаясь, спросила она.

— Я хочу услышать это от тебя. Я должен знать, что между нами существует хотя бы физическое влечение. Скажи, пожалуйста… Для меня это важно.