– Мы уже это обсуждали. Прекрати.

Тим сделал задумчивое лицо и убрал со лба прядь волос.

– И что ты предлагаешь делать дальше?

– А что бы ты сам сделал?

Тим придал своему лицу чуть иное выражение задумчивости, почти неотличимое от прежнего. А когда у кого-то на лице появляется выражение задумчивости, это не всегда означает появление множества новых идей.

– Ну… – задумчиво протянул Тим.

– Хочешь знать мое мнение, шеф? – вмешался Барри.

– Нет, – отрезал Уилл.

– Что «нет»? – спросил Тим.

– Барри спрашивает, хочу ли я знать его мнение.

– Я бы хотел.

– А я не хочу. Если хочешь, могу изложить свое.

Лицо Тима стало не просто задумчивым, а задумчивым и внимательным. Это означало, что он приготовился слушать.

– У меня нет никаких зацепок, – начал Уилл. – Стыдно признаться, но я вконец запутался. Мой альтер эго куда-то подевалось, наш общий много-раз-прапрадедушка тоже. Нас обоих разыскивает полиция – и меня, судя по всему, она будет разыскивать чуть более активно. Кроме того, есть марсиане, которые атакуют, как только Британская империя отправит к Луне новый корабль. Есть ведьмы, которые готовы сотворить самые немыслимые пакости. И не забывай о роботах-терминаторах. Голову даю на отсечение: один из них не сегодня-завтра объявится. И еще убит мистер Рюн. Что бы там ни плел мой двойник, я понятия не имею, кто это сделал. И за каким чертом этот кто-то убивал женщин. Зато у меня есть подозрение, что самое худшее я тебе еще не назвал.

Тим глотнул портера.

– Гадость какая, – фыркнул он. – Я уже убедился: самое лучшее пиво – в Брентфорде.

– Думаю, пройдет немало времени, прежде чем мы туда вернемся.

– Можно заказать брентфордское пиво из «Савоя».

– Мы не можем вернуться в «Савой». Меня узнают.

– Шеф, могу я внести предложение?

– Барри… заткнись, пожалуйста.

– Но, шеф…

– Нет, Барри. Знаешь, Тим, у всего есть светлая сторона. Давай еще раз подумаем. Каков самый простой выбор?

– Хм… – Тим снова изобразил задумчивость.

– Самое простое – ничего не делать. Вообще ничего.

– Но я не собирался…

– Я имею в виду себя. Что если мне вернуться в будущее, но за день до того, как я обнаружил часы Бэббиджа в «Мастерском ударе эльфа-дровосека»? Ну и… взять и ничего не обнаруживать. Вернее, сделать вид, что ничего не обнаружил. Тогда всего этого не случится. Никакой этой треклятой путаницы.

Похоже, Тим действительно размышлял.

– Невозможно, – заявил он. – И я скажу тебе, почему. Допустим, ты вернешься в будущее. Ты окажешься там до того момента, как это будущее покинул, чтобы оказаться здесь. Значит, ты-первоначальный все еще там. Ты ведь встретил себя-первоначального в трамвае, верно? И как ты себе это представляешь?

– В тот раз получилось вполне недурно, – пробормотал Уилл. – Уверен, мы бы поладили.

– Глупости. Ты уже встретил второго себя здесь, в прошлом. И знаешь, что он из другого будущего. Куда лучшего, чем наше. Что такое наше будущее? Кошмар. Нищета, все живут друг у друга на головах, лопают синтетическую пищу, от кислотных дождей даже камни рассыпаются, и вдобавок же ты находишься под неусыпным наблюдением. Болото. Дистопия. А будущее твоего второго «я» – это утопия. Если выбирать, то выбор очевиден.

– Но если я спасу другое будущее, нас с тобой не станет.

– Значит, мы никогда не почувствуем разницы, верно? Кстати, кто сказал, что я не смогу родиться в другом будущем? Я был бы весьма не против.

– А я – против. Я буду Обещанным. Черт возьми, всю жизнь о таком мечтал.

– Выбор одного из двух зол – это не самое страшное, что может произойти в жизни. И вообще, подумай об остальных. Не будь эгоистом.

Уилл отмахнулся.

– Без толку, – пробормотал он. – Что бы я ни делал, для меня конец один.

– Тогда сделай, что должен сделать. Раскрой заговор ведьм.

– Да к черту этих ведьм. И к черту эту так называемую утопию. Наше будущее не такое уж скверное.

– Оно хуже, чем ты думаешь, – возразил Тим. – Я много об этом думал. О том, что говорил Барри насчет смерти Бога. Ты же знаешь, я всегда интересовался подобными вещами. Всегда. Наверно, потому, что я и есть наследник магии Рюна. Но меня всегда пленяла религия. Помнишь, когда ты полез в архив Галереи и увидел двух женщин? А я тебе сказал, что они ведьмы и обладают большим влиянием? И рассказал, как одно-единственное слово – «язычник» – обеспечило мне карьеру.

– Да, но… – начал Уилл.

– Выслушай меня, пожалуйста. Подумай о будущем, из которого мы. Никто по-настоящему не верит в Бога. Ни в Святую Троицу, ни в Магомета – ни в кого. Все церкви существуют на средства ИКЕА, «Найк», «Адидаса» и «Вирджин», и последняя не имеет никакого отношения к Деве Марии. То, что там происходит, можно назвать чем угодно, только не богослужениями. Вместо песнопений – музыкальная реклама… Да, люди посещают церковь, но не поклоняются никакому Богу. Они вообще ничему не поклоняются. Они просто выражают поддержку компаниям-спонсорам. Крупным корпорациям. А кто возглавляет советы директоров этих корпораций? Ведьмы, вот кто. Я знаю, что так оно и есть.

– И что это значит?

– Для атеиста – ровным счетом ничего. Но если бы ты верил в Бога, это бы для тебя чертовски много значило. Есть теория – очень древняя, – что Человек и Бог взаимозависимы. Один не может существовать без другого. Не будет человека – некому будет почитать Бога. Следовательно, он перестанет быть Богом для кого бы то ни было и, таким образом, перестанет существовать вообще. Бог сотворил Человека, чтобы тот почитал Его, чтобы признавал Его, чтобы был свидетельством Его существования. Египтяне почитали Ра, Гора и Исиду. Эти боги были для египтян реальностью, эти боги для них существовали. Но в конце концов храмы Ра, Исиды и Гора оказались покинуты. Этих богов больше никто не чтил. И где теперь эти боги?

– Их никогда не существовало, – ответил Уилл.

– Ты не можешь этого доказать, – возразил Тим.

– А ты не можешь доказать, что они существовали.

– Пожалуйста, выслушай меня. Если допустить, что боги все-таки существуют, ты согласишься, что теория взаимозависимости имеет под собой основание?

Уилл пожал плечами:

– Почему бы и нет? В общем все логично.

– Тогда, если это верно в отношении Ра, Исиды и Гора, почему не в отношении Бога Израиля и Сына Его Иисуса Христа? Если никто больше не будет в них верить, не будет чтить их, признавать, они тоже перестанут существовать, верно? Они умрут.