— Прекрасно, это меня вполне устраивает, — согласился Алекс А теперь — переодеваться, я умираю от голода…

В будущем предстояло обсудить тысячи вопросов, но самое главное было решено: Маргарет готова остаться. Эвелин взяла девочку за руку и, когда они проходили мимо, поцеловала Алекса в щеку.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Алекс проводил их веселым взглядом, а сердце Эвелин колотилось от давно забытой радости. Наконец она сделала что-то необходимое и правильное.

Ночью, когда они уже собирались ложиться, Эвелин обратила внимание, что Алекс был как-то необычно задумчив. И когда он подошел к ней, запустил пальцы ей в волосы, она положила ладони ему на грудь и вопросительно вскинула брови.

Он ответил на ее немой вопрос почти с горечью:

— Она очень красивая. Или мне кажется?

Сердце Эвелин заколотилось где-то у самой гортани. Не вполне отдавая себе отчета, начала расстегивать его рубашку.

— Она очень похожа на тебя, Алекс. И такая красавица, что я, кажется, начинаю ревновать.

— Ревновать? — Он поднял ее лицо и заглянул в глаза. — Что еще у тебя на уме?

Эвелин наморщила нос и опустила взгляд.

— Она красивая, умная и через несколько лет вполне сможет заменить меня. Сможет быть хозяйкой на твоих обедах, сможет развлекать жен и дочерей твоих друзей, может быть, даже управлять твоим хозяйством. А я тогда стану совсем не нужна…

Алекс с усмешкой повернул ее лицо к себе, попытался заглянуть в глаза. Потом осторожно поцеловал краешек губ и повел череду нежных поцелуев через подбородок, к шее. Пальцы его нащупали бретельки сорочки.

— Да, это на самом деле вопрос. Даже не знаю… Хм. Но для чего-то я взял тебя в жены? И теперь, кажется, знаю — для чего… Я не могу без тебя спать. Дышать мне без тебя тоже трудно. А уж о том, чтобы есть, не чувствуя тебя рядом, и речи быть не может… Так что ты для меня — что-то вроде лекарства. Хотя, когда я представляю тебя в одной ночной рубашке, мне становится не по себе. А что творится со мной, когда я вижу тебя в открытом бальном платье или в ванне, среди пузырьков пены… От всех недугов единственное лекарство — ты. Так что получается — чем больше я о тебе думаю, тем больше ты мне нужна. Какой-то заколдованный круг! И выход из него один — нарожать штук шесть дочерей, которые будут еще красивее, чем Мэг. Потому что их матерью будешь ты. И вот тогда ты никуда не денешься. Тебе придется вместе со мной растить их, воспитывать… И если они унаследуют твой характер, то забот у тебя будет полон рот.

Ночная рубашка скользнула на пол, и Эвелин ощутила, как сильные руки открывают ее от пола и несут на постель. Она попыталась вспомнить, случалось ли ей в этой комнате надевать ночной халат, но мысль тут же исчезла, смятая и отброшенная горячей волной возбуждения. Она не понимала слов, но прекрасно знала все, о чем он говорит, стоя рядом на коленях.

— Ты на самом деле думаешь, что я тебе нужна? — выдохнула она, чувствуя, как его губы скользят по низу живота. — Хоть чуточку?..

— Даже не чуточку. А серьезно и надолго… А вот этого делать не надо, иначе вся дюжина наших дочерей окажется сейчас на простынях!

Он застонал, но руки Эвелин двигались все настойчивее. Задыхаясь от счастья, она лишь рассмеялась в ответ. „

— Дюжина — это много… Вполне достаточно… одной… А потом нужно будет подумать… о наследнике…

— Наследный граф Грэнвилл? Конечно… Этих нам тоже нужно два-три, как минимум…

Алекс приподнял ее ногу, отодвинул в сторону и наконец добрался до цели. Секунду он был слишком занят, потом заговорил опять:

— Сейчас — дочь… в сентябре — сын… и еще, может быть… одна дочь…

Потом Эвелин лишь тяжело дышала и постанывала в такт его ритмичным движениям. Она не могла ничего сказать, даже если бы и хотела.

Придя в себя после сладкой минуты и краткого забытья, Алекс вдруг приподнялся на руках и глянул ей в лицо.

— Сын когда?..

Глаза Эвелин широко раскрылись, на миг в них мелькнуло беспокойство.

— В сентябре… А что?

— В сентябре? — соображал Алекс все еще туго. — Сейчас середина февраля. В сентябре… Это значит…

Мысль так поразила его, что он отпрянул от Эвелин, словно боясь повредить то, что уже было у нее внутри, откатился на край кровати, но не рассчитал и с грохотом свалился на пол.

Из-за двери послышался встревоженный голос слуги. Эвелин подползла к краю кровати, чтобы увидеть, как его светлость граф, с самой глупой и счастливой улыбкой на лице, растянулся во весь рост на холодном полу.

Дебаты в парламенте относительно судьбы Почтового закона достигли высшего накала. Алекс целыми днями пропадал на заседаниях, пожимая руки, убеждая, предсказывая. Раз или два ненадолго заходил Франклин, рассказать Эвелин об успехах мужа, но и он не мог предугадать, как все решится. Перспектива войны с колониями будоражила воображение слишком многих сторонников жестких действий в правительстве.

Беременность Эвелин протекала легко, она будто лучилась тихой радостью, которая вызывала улыбки умиления на лицах окружающих. Радостные вопли Алекса из спальни правильно истолковали не только слуги, скоро уже весь Лондон знал о его предстоящем отцовстве. Неожиданно ласковая, беззащитная улыбка стала гораздо чаще появляться у него на губах, даже когда он возвращался из парламента усталый и раздраженный. Хотя дома был настоящий кавардак.

Плотники закончили свое стенокрушение, и на смену им пришли менее шумные водопроводчики, которые тянули трубы и устанавливали ванну в покоях Алекса. Зато стенокрушение началось в покоях Дейдры, тоже захотевшей себе ванную комнату. И среди всего этого Эвелин постоянно принимала политиков с женами, беседы с которыми часто затягивались надолго после вечернего чая. Маргарет тоже постоянно напоминала о своем существовании: то высказывая недовольство слишком модными нарядами, которые заказывались для нее, то гоняясь по дому за своей полудикой кошкой, то сцепляясь по любому поводу с леди Бартон, которая не упускала случая высказаться по поводу обитателей Грэнвилл-хауса.

Возвратясь как-то позже обычного, Алекс, уже из передней, услышал яростную перебранку между бабушкой и внучкой. Он возвел глаза к небу, пальцы невольно сжали увесистую трость. Но навстречу к нему уже спешила Эвелин. Алекс, сразу забыв обо всех неурядицах, невзирая на смущенные взгляды слуг, обнял ее и стал покрывать поцелуями лицо и шею.

— Давай поднимемся сразу наверх, где никто нас не найдет. Я хочу посмотреть, насколько уже вырос маленький разбойник, и…

Он прошептал еще несколько слов, совсем тихо, но лицо Эвелин вспыхнуло, и она с шутливым негодованием оттолкнула мужа.

Но сама направилась к лестнице, оглядываясь и лукаво улыбаясь.

— Вы не джентльмен, Александр Хэмптон. Я готова принести ужин вам в комнату, но меня в меню не будет.