Но если эти события вызывали у китайских детей недоумение, еще более странным было то, что нередко происходило во время передачи территорий.

Трое бывших одноклассников Хуахуа, почтальон Ли Чжипин, парикмахер Чан Хуэйдун и повар Чжан Сяолэ входили в первую группу детей, которым предстояло покинуть родину. Трое приятелей не разлучались со времени «Города сладостей». Этой группе детей относительно повезло, поскольку им предстояло пересечь Тихий океан на двух транспортных «Геркулесах», избежав мучительной качки в море. Юные пилоты только что получили лицензии и в небе пьянели от счастья, что делало воздушное путешествие крайне опасным, однако это мало беспокоило детей, которым не терпелось поскорее попасть в новый мир. Получив уведомление, трое приятелей восторженно собрали свои пожитки, живо рисуя в своем воображении чудесное, загадочное будущее, распускающееся ярким цветком.

По дороге в аэропорт Ли Чжипин заскочил домой, чтобы забрать кое-какую одежду. Все еще в приподнятом настроении, он подошел к двери, но когда уже собрался уходить, его охватили сомнения. Это чувство оказалось таким неожиданным, что мальчик растерялся, не зная, как быть. Его квартира в одном из бесчисленных многоквартирных жилых домов Пекина, как и многие другие, была скудно обставлена. Воздух все еще хранил знакомый запах, на стене висел календарь, оставшийся от Обыкновенной эпохи. Ли Чжипина захлестнула теплая волна детских воспоминаний, перед глазами возникли жизненные образы отца и матери. Ему показалось, кошмара сверхновой не было, а он просто пришел домой, вечером в один из несчетных дней Обыкновенной эпохи, и сейчас должны были вернуться с работы его родители. Все это было настолько явственным, что мальчик буквально мог убедить себя в том, что настоящее ему только снится, что он никогда не покинет свой дом. Затем, взяв себя в руки, Ли Чжипин смахнул слезы, захлопнул дверь и поспешил к автобусу, направляющемуся в аэропорт. Всю дорогу ему казалось, что в доме что-то осталось, какой-то невидимый предмет одежды, который ему непременно нужно захватить с собой, но он понимал, что эта вещь неразрывно срослась с домом и ее невозможно забрать оттуда. А без этой невидимой одежды мальчик вдруг ощутил леденящий холод, пропадавший на время, когда он старался чем-нибудь развеяться, и украдкой возвращавшийся назад, как только его внимание оказывалось отвлечено чем-то другим.

Первое поколение китайских детей Эпохи сверхновой так и не смогло полностью изгнать из души этот холод.

Настроение трех приятелей оставалось плохим до самого аэропорта. Постепенно и другие дети затихли, перестали шутить и смеяться, погрузившись в молчаливую задумчивость. Автобус остановился под огромным черным фюзеляжем «Геркулеса»; чуть дальше застыли в ожидании другие лайнеры. Большая дальность полета «Геркулеса» означала то, что для дозаправки он приземлится уже на Гавайских островах. Подхватив свои скудные пожитки, Ли Чжипин, Чан Хуэйдун и Чжан Сяолэ присоединились к длинной веренице детей, которые поднимались по заднему трапу и скрывались в черном чреве воздушного гиганта. У люка стояли американские дети из комиссии по территориальному обмену с белыми удостоверениями на шее, тщательно проверяющие все то, что проносили на борт китайские дети, на предмет соответствия соглашению об обмене. Когда Ли Чжипин был уже всего в нескольких шагах от трапа, его внимание привлекло какое-то зеленое пятнышко – несколько былинок, пробившихся сквозь трещину в бетоне. Не задумываясь, мальчик поставил на землю свою сумку, подбежал к кустику травы, выдернул его и убрал в карман рубашки, после чего вернулся в очередь. Тотчас же к нему подскочили американские дети и закричали: «Нет! Нет!», после чего последовали возбужденные фразы на английском. Автоматический переводчик перевел: американцы требовали, чтобы Ли Чжипин оставил траву, поскольку она не попадала в перечень предметов, необходимых для путешествия, и не значилась в списке соглашения об обмене. Ли Чжипин и окружавшие его китайские дети взорвались от возмущения: неужели эти мелочные скупердяи не позволят ему захватить с собой пучок травы в память о земле предков? Это же просто подло!

– Я возьму с собой эту траву! – крикнул Ли Чжипин. – Вы меня не остановите! Кто дал вам право распоряжаться здесь? Это пока что китайская земля!

Он застегнул карман, упрямо отказываясь вернуть пучок травы, однако американские дети были непоколебимы. Выход из патовой ситуации предложил Чжан Сяолэ, обративший внимание на только что поднявшегося на борт самолета мальчика, играющего в приставку.

– Вам нет никакого дела до того, что кто-то захватил с собой игровую приставку! – крикнул он американским детям. – Какое вам дело до пучка травы?

Американские дети оглянулись, затем посовещались вполголоса, после чего повернулись к Ли Чжипину и сказали:

– Вы можете вернуться домой или куда угодно, прямо сейчас, и забрать свою игровую приставку, однако трава должна остаться здесь!

Китайские дети подумали сначала, что переводчик ошибся. Ли Чжипин никак не мог взять в толк, на чем основана система ценностей американских детей, однако делать было нечего и он молча воткнул траву туда, где нашел.

Поднявшись в самолет, китайские дети почувствовали, будто позади осталось что-то неотделимое, и, обернувшись, увидели трепещущую на ветру траву, словно манящую их вернуться, и наконец самообладание изменило им и появились слезы. Полумрак грузового салона, оборудованного длинными скамьями, освещался лишь тусклыми люминесцентными лампами под потолком. Иллюминаторов не было; дети оказались полностью отрезаны от своей родины. Они заняли места на скамьях, и слезы хлынули рекой. Кто-то бросился к выходу, но люк уже закрылся, и все сгрудились у единственного маленького окошка. Американскому экипажу потребовалось какое-то время, чтобы усадить всех обратно и заставить пристегнуться. Через полчаса взревели ожившие двигатели и самолет начал рулежку. Неровности бетонки передавались через шасси легкой тряской, словно материнская рука легонько хлопала детей по спине. Затем раздался толчок, и тряска прекратилась: порвалась последняя ниточка, связывавшая детей с родиной. Кто-то воскликнул: «Мама!» Другие начали всхлипывать. Ли Чжипин почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Сидящая рядом с ним девочка украдкой вложила ему в руку несколько зеленых травинок, которые она, вероятно, сорвала на аэродроме, воспользовавшись общей суматохой. На мгновение их взгляды встретились, и Ли Чжипин снова расплакался.

Вот как Ли Чжипин покинул землю своих предков, унося с собой пучок травы. Этот пучок оставался с ним во время его странствий по Северной Америке; сколько раз мальчик просыпался по ночам, когда ему снилась родина, и сжимал в руках засохшие былинки, покрытые живым зеленым светом Туманности Розы. Он неизменно ощущал, как по всему его онемевшему телу разливается тепло, и под ласковым, нежным взглядом бесконечно далеких родителей в его измученном сердце звучали песни детства.

В ходе первого раунда территориального обмена подобное происходило сплошь и рядом. Как только китайские дети пытались забрать с собой самые непримечательные напоминания о своей родине – траву, листья, цветы и даже камешки и горсти земли – американские дети откликались на это с ужасом, постоянно требуя провести переговоры с целью запретить эмигрантам брать с собой любые напоминания о своей родине. Формально они мотивировали это стремлением остановить распространение болезней, и по большей части китайские дети верили им, за исключением немногих, понимавших истинные побуждения американских детей.