– А? Нет, что ты! Пит – славный старик, самый истинный христианин на Небесах, а заодно и на Земле. Трижды он предал своего босса, ну и расплачивается за это до сих пор. В высшей степени доволен, что он на «ты» со своим боссом во всех трех его ипостасях. Мне Петр ужасно нравится. Если когда-нибудь он разругается с моим братцем, то у меня всегда найдется для него работа. Потом ты появился в аду. Ты помнишь мое приглашение, в котором я упомянул об аде?

(«…Поищите меня в аду. Обещаю вам самое горячее гостеприимство…»)

– Да!

– Я сдержал слово? Будь осторожен в выражениях, ибо сестра Пэт нас подслушивает.

– Ничего подобного, – возразила Кейти. – Пэт – настоящая леди, не то что некоторые. Дорогой, я могу сократить твой рассказ. Ведь Алек хочет знать, почему его преследуют, как преследуют и что ему теперь делать. В смысле, с Маргой. Алек, ответ на вопрос «почему» очень прост. Тебя выбрали по той же причине, по которой отбирают питбуля для собачьих боев: Яхве решил, что ты можешь выиграть. Ответ на вопрос «как» тоже прост. Ты был прав, когда решил, что у тебя разыгралась паранойя. Паранойя – это не безумие; против тебя действительно организовали заговор. Каждый раз, когда ты приближался к разгадке, вся эта неразбериха начиналась сызнова. Помнишь миллион долларов? Он появился лишь для того, чтобы задурить тебе голову, а потом исчез. По-моему, это все объясняет, за исключением того, что же тебе делать. Единственное, что тебе остается, – верить Джерри. Возможно, у него ничего не получится – тут дело непростое и даже опасное, – но он постарается…

Я глядел на Кейти со все возрастающим уважением и некоторым трепетом. Она упоминала о вещах, о которых я никогда не разговаривал с Джерри.

– Кейти? А ты человек? Или ты… э-э… тоже из этих? Падший престол или что-нибудь в этом роде?

– В этом меня еще не подозревали, – засмеялась она. – Я человек, и даже слишком человечна, Алек, милый. Кроме того, я тебе знакома. Ты обо мне много чего знаешь.

– Я знаю о тебе?

– А ты припомни. Апрель одна тысяча четыреста сорок шестого года до рождения Иешуа из Назарета…

– Ты думаешь, что я смогу что-то вспомнить по таким неполным данным? Увы.

– Тогда попробуем иначе: прошло сорок лет после исхода из Египта детей Израилевых.

– А, завоевание Земли Ханаанской!

– Ну наконец-то! Теперь вспомни книгу Иисуса Навина, главу вторую. Кто я есть и чем славна – дева, мать или жена?

(Ах вот оно что! Это же известная библейская история. Неужели Кейти – это…)

– Э-э… Раав?

– Вот именно! Она самая, блудница Иерихонская. Я спрятала у себя в доме соглядатаев военачальника Иисуса, сына Навинова, и тем самым спасла своих родителей, братьев и сестер от гибели. Ну а теперь скажи мне, что я «недурно сохранилась»!

– Ну говори же! – захихикала Сибил. – Не стесняйся!

– Нет, правда, Кейти, ты здорово сохранилась. Тридцать четыре века прошло – а на тебе ни морщинки! Ну, почти…

– Ах, почти?! Останешься без завтрака, молодой человек!

– Кейти, ты прекрасна, и сама это знаешь. Вы с Маргретой разделите первое место на любом конкурсе красоты.

– А как же я? – возмутилась Сибил. – У меня тоже поклонников хватает! А мамочке, между прочим, куда больше четырех тысяч лет! Старая карга!

– Нет, Сибил. Чермное море расступилось перед Моисеем в тысяча четыреста девяносто первом году до Рождества Христова. Добавим время до Второго пришествия – тысяча девятьсот девяносто четвертый год после Рождества Христова, затем еще семь лет…

– Алек!

– Да, Джерри?

– Сибил права. Ты просто не заметил, как летит время. Тысяча лет, разделяющая Армагеддон и Войну на Небесах, уже наполовину миновала. Мой брат в ипостаси Иисуса Христа правит на Земле, а я скован на тысячу лет, и низвержен в бездну, и заключен.

– У вас хорошо получается. Ох, прошу вас, плесните мне еще «Джека Дэниелса», а то я совсем запутался…

– Скован в том смысле, что больше не хожу по земле и не обхожу ее. Яхве завладел ею на краткий срок, после которого он разрушит ее. Его игры меня не касаются. – Джерри пожал плечами. – Я отказался принять участие в Армагеддоне. Я сказал, что для этого у Него своих мерзавцев хватает. Алек, поскольку мой брат сам пишет все сценарии, то предполагалось, что я брошусь, как там в песне поется, «в яростный бой, Гарвард!», а потом все же проиграю. Мне это все изрядно поднадоело. Он решил, что в оправдание Его пророчеств в конце нынешнего тысячелетия я должен начать Войну на Небесах, предсказанную Им в Откровении Иоанна. Нет, благодарю покорно, это уже без меня. Своих ангелов я предупредил заранее, что отсижусь на скамье запасных, а они, если захотят, пусть сами создают Иностранный легион. Какой смысл в игре, исход которой предрешен за тысячу лет до свистка судьи?

Джерри, внимательно следивший за выражением моего лица, резко оборвал свой рассказ:

– В чем дело?

– Джерри… если прошло уже пятьсот лет с тех пор, как мы с Маргретой расстались, то все бесполезно. Верно?

– Эй, я же просил не морочить себе голову тем, в чем ты ничегошеньки не смыслишь! По-твоему, я стал бы заниматься совершенно безнадежной проблемой?

Тут его остановила Кейти:

– Джерри, я только-только успокоила Алека, а ты его снова взвинтил.

– Извини.

– Ну ты же не нарочно, – сказала Кейти и обратилась ко мне: – Алек, Джерри, конечно, рубит сплеча, но он прав. Для тебя, если бы ты действовал в одиночку, дело было бы заранее проиграно, но с помощью Джерри у тебя есть шанс отыскать Маргу. Не наверняка, но надежда все же есть, так что можно рискнуть. И не имеет значения, пятьсот лет или пять секунд: здесь время – понятие относительное. Тебе не надо ничего понимать, твое дело – верить.

– Ладно, буду слепо верить. Иначе и капли надежды не останется.

– Нет, надежда как раз есть. От тебя требуется лишь терпение.

– Постараюсь. Только боюсь, что мы с Маргой уже никогда не обзаведемся собственным сатуратором для газировки и стойкой с закусками где-нибудь в Канзасе.

– А почему бы и нет? – спросил Джерри.

– Пятьсот лет спустя? Там небось и говорят теперь на другом языке. И не осталось никого, кто мог бы отличить горячий пломбир от вяленой козлятины. Все меняется.

– Тогда вы заново изобретете горячий пломбир и заработаете на нем кучу денег. Не будь таким пессимистом, сынок.

– А не желаете ли прямо сейчас полакомиться горячим пломбиром? – спросила Сибил.

– Его лучше не мешать с «Джеком Дэниелсом», – посоветовал Джерри.

– Спасибо, Сибил… но я боюсь расплакаться. Горячий пломбир слишком напоминает мне о Марге.

– Тогда не надо. Сынок, уж если даже выпивку не стоит разбавлять слезами, то плакать в горячий пломбир – распоследнее дело.