– Это название города, в котором до войны обитала фон Жерми. Именно в этом городе после заброски в тыл врага она познакомилась с офицером СД бароном фон Штубером. Если точнее, он допрашивал ее, и, судя по всему, с «пристрастием».

Гайдук хотел добавить, что в этом же городке жил его брат-ветеринар, который погиб на фронте, но воздержался: всякая лишняя информация провоцирует новые вопросы.

– То есть привет из Степногорска ты должен будешь воспринимать как привет от графини фон Жерми? К тому же название его мало кому известно.

– Очевидно, расчет на это, – согласился Дмитрий.

– Логично, – вновь задумчивым взглядом провел полковник сторожевой катер, разворачивавшийся под стенами островного форта. – Как бы привет из-за рубежа, от хорошо известного тебе человека… Вроде бы все под параграфом…

– «Вроде бы»? Сомнения все же появляются?

– Контрразведка как раз там и заканчивается, где заканчиваются сомнения. Неужели не подозревал об этом, а, флотский чекист? Хотя какая там, на флоте, контрразведка, какая ЧК? Так, сплошной фармазон…

31

Из залива военный конвой уходил ранним утром, когда малиновое солнце Адриатики едва поднималось над штилевой гладью умиротворенного моря.

Флотский чекист стоял у правого борта «Джулио Чезаре», который шел в кильватерном строю вслед за флагманским крейсером «Краснодон». Он понаблюдал за тем, как по правому борту к «итальянцу» приближается английская канонерская лодка «Уэльс» из состава эскадры, базировавшейся на Мальте, на которой территориальные воды Албании покидала международная репарационная миссия.

Параллельным курсом корабли двигались всего несколько минут, но этого было достаточно, чтобы подполковник заметил на палубе женскую фигурку, которая могла принадлежать только графине фон Жерми. Едва он поднес к глазам бинокль, как Анна медленно, грациозно помахала ему высоко поднятыми руками. Это были движения русалки, которая, грациозно погружаясь в пучину моря, призывно, гипнотически звала за собой.

Впрочем, затянутая в черное, приталенное пальто с погончиками, с черной пилоткой на голове, эта «русалка» почему-то больше смахивала на юного франтоватого гардемарина, который, пресытившись романтической жаждой океана, теперь с вожделенной тоской смотрел на удаляющийся берег.

Эта женщина, над которой оказались невластными ни годы, ни войны, ни политические ураганы, всегда оставалась для Дмитрия Гайдука тайной. Она то врывалась в его жизнь, внося в нее, на волне сексуальной нежности, и коварную недосказанность своего прошлого, и дворянское высокомерие, не говоря уже о смятении чувств и сумбуре бытия; то исчезала, унося с собой частицу его мятежной души и порождая бурные симфонии расстроенных чувств и мятежных предположений.

Вот и сегодня она уходила, оставаясь для подполковника такой же загадкой бытия, какой предстала когда-то во время их первого знакомства. Только на этот раз уходила навсегда. Хотя кто знает… Когда в сорок первом вместе с полковником Шербетовым он готовил Анну фон Жерми к переброске в тыл врага, тоже считал, что там, на аэродроме, видит ее в последний раз, ибо кто мог предвидеть, что следующая встреча их произойдет на берегу Адриатики?

– Только что пришла шифрограмма из штаба флота, – услышал он над своим плечом голос капитана третьего ранга Филонова. – С флагмана, после расшифровки, нам переадресовали. Вас касается.

Лишь мельком взглянув на вахтенного офицера, флотский чекист взял у него сложенный вчетверо лист бумаги, однако знакомиться с текстом не торопился. Словно бы опасаясь развеять охватившие его сентиментальные грезы, Гайдук прощально взглянул на канонерскую лодку, вновь поднес бинокль к глазам и, в последний раз увидев стоявшую у борта женщину, еще с минуту наблюдал за тем, как, уходя на юго-запад, «Уэльс» берет курс на итальянский порт Отранто. Вряд ли Анна видела его с такого расстояния, тем не менее она вскинула вверх руку и, прежде чем фигура ее скрылась за кормовой орудийной башней, стояла так, напоминая морячку, которая, застыв на причале, прощается с уходящим в море любимым.

Только теперь, развернув шифрограмму, Гайдук прочел: «Операция „Гнев Цезаря“ получила добро. Налаживайте контакты. Поздравляем с присвоением звания полковника. Подробности на базе. Штаб флота. Шербетов».

32

Осень 1954 —лето 1955 года. Крым.

Поселок Перевальный

В обитель председателя райисполкома Людмилы Савельевой эта явно стареющая, но все еще воинственно бодрящаяся женщина вошла с той неспешной решительностью, с какой властный начальник обычно входит в кабинет провинившегося чиновника. И лишь когда неожиданно твердым, гортанно-баритонным голосом посетительница произнесла: «Не пугайтесь, товарищ председатель, никаких особых требований и просьб я выдвигать не стану», Людмила Аристарховна с тихим ужасом осознала: да ведь перед ней же сама Фонюргина, она же, в своем буржуазном прошлом, баронесса Марта фон Юрген собственной персоной! Но как раз в момент осознания этого немка приложила палец к устам и многословным взглядом обвела помещение, намекая, что в нем наверняка установлена прослушка.

– То есть вы пришли с какой-то просьбой, – с легкой дрожью в голосе уточнила Савельева. Ей-то казалось, что все ее прошлое уже… в прошлом и что все, кто мог быть заинтересованным в ее и Безроднова агентурных услугах, то ли ушли в небытие, то ли переместились в высокие кабинеты советских чекистов, из которых уже давно никакой особой опасности для нее не исходило.

– Правильно, с просьбой, причем с самой пустяковой – помочь в моем трудоустройстве. Я – человек заслуженный, несколько лет проработала завхозом в профтехучилище, а затем комендантом общежития; имею несколько грамот и всяческих поощрений по прежнему месту жительства. Одна беда: климат наш, степногорский, врачи посоветовали сменить на… крымский. Даже документ медицинский имеется.

Фонюргина замолчала, давая понять, что все сведения о себе она озвучила, и выжидающе уставилась на агента Грешницу. А та повела себя так, как и положено вести себя госслужащей ее провинциального полета. Последовало много общих слов по поводу того, что как же не помочь заслуженной работнице, которая, даже пребывая на пенсии, готова трудиться во благо Родины? Но уже после того, как формально разговор в кабинете был завершен, женщины продолжили его на небольшой видовой площадке, у пешеходного мостика, переброшенного через горную речушку.

– С рейхом, насколько я знаю, давно покончено, – сразу же дала понять Савельева, что не рада появлению гостьи. – Тогда в чем дело? Откуда вы и с какой миссией?

– Это всего лишь империи появляются и гибнут, а диверсионная служба, однажды явившись миру, остается в нем на века, – спокойно, с достоинством вставила сигарету в длинный, инкрустированный мундштук старая абверовка. – И вообще, при чем здесь рейх, если мы с вами служим теперь в английской разведке?

– Что значит «мы с вами служим теперь в английской разведке»? Возможно, вы и служите, что же касается меня…