это время где-то будете сражаться с фашистами. Идеальная картинка, не правда ли, лейтенант Кольцов?

— Не нахожу, — угрюмо произнёс Кольцов, не глядя на свою возлюбленную. — Жизнь коротка, увы, но без конца любовь — это сказал Анатоль Франс, великий французский писатель, — усмехнулся он. — В его словах — истина. Даже на войне любовь не гибнет. Бойцы в короткие промежутки боя вспоминают самых близких им людей, а своим жёнам они пишут трогательные письма. Вы же пели в институте «Землянку», строки песни неужто вами уже забыты? — И, не дождавшись ответа, Кольцов добавил: — Любовь придаёт бойцу силы в бою, помогает ему сокрушить врага. Она как запасной снаряд у артиллериста.

— Скажи, Петя, а ты любишь меня? — Галя перешла на «ты», и ему было приятно слышать это.

— Очень... — Кольцов притянул её к своей груди и поцеловал. — В моей памяти всё ещё звучит твой нежный, чарующий голос, когда ты пела на сцене.

— Когда ты, Петя, уезжаешь? — спросила Галя, словно не слыша его.

— Послезавтра. А что?

— Утром пойдём в загс. Ты ещё не раздумал?..

— Вот так я вышла замуж, — подвела итог своему рассказу Галя. — Свадьбы не было, не было каких-либо торжеств, поженились тихо-мирно. И вот он, финал: муж погиб. И сейчас в моей комнате за столом сидит не он, а его преданный боец, с которым он прошёл немало фронтовых дорог. А теперь этот боец приехал ко мне и привёз вещи мужа. А я осталась с малым ребёнком на руках... — В её глазах блеснули слёзы, она тихо всхлипнула. — Кто я теперь? Вдова! Буду растить сына, а любовь, о которой Петя так хорошо говорил, растаяла как дым, как утренний туман! — Она через силу улыбнулась.

— Да, судьба вам, Галина Фёдоровна, выпала что ни есть тяжкая, — сказал с огорчением Шпак. — Но не надо падать духом. У вас растёт сынишка, и вам есть кем гордиться, во имя чего жить. И мужа вы себе найдёте, и любовь у вас ещё будет...

— Какая любовь, Василий Иванович, если мне с ребёнком негде жить? — прервала она его.

— Если хорошо подумать, то жильё можно найти, — загадочно промолвил Шпак, и едва заметная улыбка тронула его губы.

В это время в люльке, которая стояла у печки, проснулся малыш и подал голос. Галя подошла к нему, взяла на руки.

— Это наш Петрусь-младший, — усмехнулась она. — Похож на Кольцова, не правда ли? Глаза лучистые, какие были у Петра-старшего, носик чуть вздёрнут, и лицо круглое, как блюдце. — Она держала ребёнка на руках, а он непонимающим взглядом голубых глаз смотрел на старшину. Его взгляд будто говорил: «Кто ты такой и зачем к нам пришёл?..» На груди старшины блестели медали, и малыш робко тронул одну медаль, потом другую и что-то заворковал.

— Вот вырастешь, и у тебя будут награды, — улыбнулась ребёнку Галя и тут же перевела взгляд на старшину. — А у Кольцова были награды?

— Были, — подтвердил Шпак. — Орден Красной Звезды, медали «За боевые заслуги» и «За оборону Сталинграда». Он мог бы стать и Героем с большой буквы, но не судьба.

— Вы, наверное, ещё не завтракали? — спросила его Кольцова. — Посмотрите за Петрусем, а я мигом что-нибудь приготовлю. Хотите яичницу? — предложила она.

— Можно и яичницу. — Шпак развязал свой вещмешок. — У меня тут есть консервы — свиная тушёнка, не наша, а канадская, очень вкусная, галеты и три плитки шоколада. — Всё это он положил на стол.

Они завтракали, когда в комнату вошла взволнованная Вера Ивановна.

— Что-то случилось? — спросила Галя.

— Получила от своего Гаврилы телеграмму.

Вера Ивановна протянула ей листок. Галя вслух прочла:

— «Верунчик, срочно приезжай, из госпиталя меня выписывают. Твой Гаврила». — Кольцова взглянула на хозяйку. — Когда вы едете в Саратов?

— Сама ещё не знаю, вот схожу на вокзал, возьму билет и скажу вам, — пояснила Вера Ивановна. Она искренне добавила: — Галочка, ты прости, что так всё получилось, но у меня нет иного выхода.

Галя махнула рукой.

— Дело житейское, Вера Ивановна, не переживайте, главное, что ваш Гаврила жив, а что стал инвалидом, такая ему выпала судьба. Что касается меня, то я быстро освобожу вам комнату. Когда это лучше сделать?

— Наверное, я дня за два-три привезу мужа.

Хозяйка ушла, и какое-то время Галя молчала, безмолвствовал и старшина. Потом Кольцова дала малышу соску, и он начал засыпать. Галя поправила волосы, села на диван и уставилась на Шпака.

— О Кольцове вы, Василий Иванович, рассказали немало интересного, а о себе ни слова. Вы женаты?

— Был женат, а сейчас холостой. — И Шпак с горечью добавил: — В этом году весной у меня умерла жена, звали её Зарой. Прожили мы с ней вместе двадцать три года. — Передохнув, он продолжал: — Есть у меня сын Павел, сейчас он учится в военной академии в Самарканде. Пишет, что скоро станет лейтенантом и постарается приехать для дальнейшей службы на Воронежский фронт — я там служу в артполку. Я очень рад, что сын пошёл моей дорогой — армейской. Что может быть важнее долга служить Родине, оберегать её от всяких врагов, а в бою, если надо, отдать свою жизнь?!

— И всё же одному жить скучно, — грустно заметила Галя.

— Я не молодой, как мой сын, и мне трудно найти себе подругу жизни, но я её, кажется, нашёл...

— Вот как! — воскликнула Кольцова. Ей стало так интересно, что она спросила: — Кто эта женщина, если не секрет?

— В санбатальоне служит старшей медсестрой, а зовут её Маша. Между прочим, — воодушевлённо продолжал старшина, — она была первой, кто оказал раненому капитану Кольцову медицинскую помощь.

— Вы говорили, что ваша жена Зара умерла. А где она жила?

— В Саратове у нас есть свой дом, Зара жила в нём до последних дней. Но мне не удалось проводить её в последний путь, так как в то время мы готовились к Курской битве и меня командир