Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы идем в гору, – ответил за нее Славой.
Они ехали по промышленной окраине вдоль железной дороги на восток, к выезду из города. По этому же шоссе Бенни ехал на автобусе в мастерскую Алеф, и когда они проезжали мимо заброшенной фабрики, указал на знакомое здание.
– Разве не там твоя студия?
– Была, – сказала Алеф, не отрывая глаз от дороги. – Пришлось перебазироваться.
В голосе ее слышалось напряжение, лицо было печальным. Бенни отвел взгляд. Дорога шла по длинному мосту через залив. Внизу тянулись ряды доков, обрамляя устье реки, словно зубы оскаленную пасть. Высокие красные краны приветственно протягивали пальцы к баржам и контейнеровозам, терпеливо стоявшим в очереди, как коровы в ожидании дойки. На сортировочной станции стонали грузовые поезда. За мостом шоссе поворачивало на север и шло вдоль побережья, а вскоре дорога начала подниматься в гору. Алеф включила радио, и из него полился поток слов, наполнив фургон звучными «ч-ш-ш» и «дз-з-з». Бенни не понимал этого витиеватого и страстного языка, но узнал его: на этом языке Славой обсуждал стихи с уборщиками. Алеф начала переключать каналы, и старик запротестовал, но она нашла радиостанцию, передававшую джаз, и он успокоился. Заиграли «Blue Monk». Это была одна из любимейших вещей Кенджи. За спиной начал похрапывать Бутылочник. Бенни закрыл глаза, вслушиваясь в соло кларнета, и к тому моменту, когда снова вступили клавишные, он тоже погрузился в сон.
Проснулся он, когда фургон остановился.
– Приехали, – сказала Алеф, заглушив двигатель.
Грунтовая дорога здесь оканчивалась поляной, окруженной темно-зелеными деревьями, такими высокими, что вершин их не было видно. Сквозь ветви проникал свет осеннего солнца, разбиваясь радужными бликами на пыльном ветровом стекле. Бенни протер глаза. Сколько времени они ехали?
Алеф вылезла из фургона, и Бенни последовал ее примеру, ступив в глубокий прохладный омут тишины. Он никогда не слышал ничего подобного. Привычно шумный мир хранил здесь полное молчание, и в тишине Бенни начал различать шепот ветра в вершинах, случайные поскрипывания и вздохи деревьев, а также тихие округлые звуки, которые издавали лесные птицы: они выпевали ноты, пролетавшие мимо как маленькие яркие цветные камешки, чтобы, сверкнув на солнце, кануть в темную тишину.
Потом послышался хруст шагов по гравию, скрип ржавых петель и голос Алеф из-за фургона: «Эй, Бенни, ты мне нужен!»
Я нужен ей, подумал Бенни, повернулся и бросился на помощь.
Алеф пыталась выдвинуть металлический пандус грузового отсека. Бенни взялся за него с противоположной стороны и потянул. Раздался оглушительный скрежет металла, но это сейчас не имело значения для Бенни. Он внимательно смотрел на Алеф, чтобы прилагать усилия одновременно с ней, и видел ее тугие мышцы и впадинку под мышками, изгиб которой вел к выпуклости под майкой. Он видел мелкие, как блошиные укусы, отметины ее татуировки на внутренней стороне предплечья. Конец пандуса с грохотом ударился о землю.
В темном кузове фургона Славой выравнивал колеса своего кресла по скату пандуса, как лыжник проверяет лыжню перед стартом. Его инвалидное кресло отличалось от обычного: оно был складное, компактное и маневренное. Славой приготовился, сделав несколько рывков телом вперед-назад, устроил кейс на коленях, и лицо его расплылось в маниакальной улыбке.
– Ключ на старт! Внимание… – гаркнул он и с ревом, вихрем взметнувшимся над верхушками деревьев, выкатился из кузова. Кресло съехало с пандуса, помчалось по дороге, все сильнее кренясь набок, и наконец опрокинулось, выбросив старика в грязь.
– Твою ж мать… – сказала Алеф.
Она побежала по дороге к креслу, и Бенни последовал за ней. Кресло лежало на боку, колеса продолжали крутиться. Би-мен неподвижно лежал рядом, кейс раскрылся, бумаги разлетелись по земле.
– Эй, – сказала Алеф, опустившись возле него на корточки. – Ты цел?
Старик открыл глаза и сконфуженно покивал.
Тогда она встала и, скрестив руки на груди, посмотрела на него сверху вниз.
– В общем, это было невероятно глупо, – бросила она, повернулась и пошла обратно.
Бенни помог старику залезть в кресло, подобрал разбросанные листы бумаги и покатил кресло к фургону. Алеф вытаскивала из машины большую спортивную сумку.
– С креслом все в порядке?
– Почти. Одно колесо погнулось.
– Ну, вообще отлично. – Она вручила Бенни сумку и моток эластичных шнуров. – Привяжи это себе на спину, пожалуйста.
– Что это?
– Снаряжение для кемпинга. – Алеф спрыгнула на землю, закинула один рюкзак на плечо и показала на второй. – Это твое. Здесь спальные мешки.
Она взглянула на Би-мена, который перебирал бумаги в своем кейсе.
– Ты возьмешь это с собой?
– Конечно, – сказал он. – Я же должен прочитать свои стихи.
– Хорошо. – Алеф захлопнула дверцы фургона. – Пошли.
Она вывела их к поднимавшейся в гору старой асфальтированной дорожке, пошла вперед и скоро оторвалась на приличное расстояние. Би-мен катился следом, а Бенни замыкал шествие. Вскоре силы старика начали иссякать, и толкать кресло принялся Бенни. Старик отдыхал, положив руки на портфель.
– Хорошая дорога, да? – сказал он, не оборачиваясь. – Гораздо лучше, чем тот альпийский перевал через Пиренеи, по которому пробирался Вальтер Беньямин, спасаясь от нацистов. Ты в курсе этого трагического эпизода истории, юный школьник?
– Нет, – сказал Бенни. – Это тот философ, который покончил с собой, да?
– Верно. Это очень печальная история. Он был немецким евреем и жил в изгнании в Париже. Когда Гитлер вторгся во Францию, Беньямин хотел бежать в Америку, но он был беженцем без гражданства, поэтому не смог получить необходимые документы на выезд. Оставалась последняя надежда: перебраться через Пиренеи в Испанию и попытаться уехать оттуда.
Дорожка становилась все уже. Тяжелые кедровые ветви закрывали небо. Покрытие дорожки во многих местах вспучилось и потрескалось от проросших под асфальтом мощных корней.
– Это было трудное путешествие, а Беньямин был не особо крепким человеком. Ему было всего сорок восемь лет, но у него было слабое сердце. А еще у него была ноша: тяжелый портфель. В портфеле лежала рукопись книги. Его последней книги.
Погнутое колесо инвалидного кресла виляло по неровной земле.
– Он отправился в путь вместе с несколькими другими беглецами. Переход занял два дня, потому что ему приходилось часто останавливаться. Каждые десять минут он ставил портфель на землю и отдыхал ровно одну минуту – он засекал время по карманным часам. Наконец они достигли вершины перевала. Оттуда им открылся вид на испанское побережье и темно-синие воды Средиземного моря. Ты только представь себе, каким торжеством должны были наполниться их сердца! Но когда они спустились в портовый город и попытались купить железнодорожный билет, их задержала испанская полиция. Полицейские объявили Беньямину, что он незаконно въехал в Испанию и на следующий день будет депортирован обратно во Францию.
Они свернули за поворот, и