Нет, я не собиралась открывать ежедневник.

Точно, нет.

Но я его открыла…

Просто так.

Не знаю почему.

Это получилось само собой.

Автоматически.

Листы были гладкие, разлинованные, чистые, и не имелось записей ни на первой, ни на второй, ни на третьей страницах. Я листала уже просто так, слушая шелест, постепенно расслабляясь, но потом промелькнула размашистая надпись, и я быстро вернулась к ней.

В верхнем углу от руки: «Май».

Крупно наискосок посередине: «Привет, Дженни».

– Май? Что у нас в мае? Вроде ничего… – прошептала я, но потом вспомнила, что именно в мае я появилась в этом доме и познакомилась со всеми членами семьи. И с Егором тоже. «Но зачем ему об этом помнить? Какая ему разница?»

И до следующей надписи я добралась не сразу.

В верхнем углу: «Конец июня».

Ровно посередине: «Отпуск с Дженни».

Скорее всего, это бабушка попросила Егора съездить со мной куда-нибудь. Она любит составлять планы, а потом делает все, чтобы они непременно осуществились. Сам бы он вряд ли захотел потратить на меня время.

Далее я довольно быстро наткнулась на страницу с датой моего рождения.

«Семнадцать лет», – было написано торопливо, строка убегала вверх.

– Наверное, Егор боится забыть, сколько лет мне исполнится, – насмешливо протянула я и, уже чувствуя любопытство, вновь принялась переворачивать листы. Совесть перестала терзать душу, потому что все записи были обо мне. И, по сути, я превратилась в разведчицу, которая должна срочно узнать предполагаемое расположение вражеских войск.

Однако в груди дрожал маленький тончайший нерв, и я очень хотела, чтобы он затих побыстрее. Но он не затих. Когда я перевернула последний разлинованный лист и увидела раздел, предназначенный для заметок, он прожег внутри дырку.

«Пашка, если б ты знал, как тяжело… И еще… прости».

Я не догадывалась, из-за чего Егор просил прощение у Павла, но неожиданно меня накрыло звенящее желание немедленно уйти. Будто на меня кто-то смотрел, будто я видела что-то запретное и эта фраза каким-то образом касалась меня… Я захлопнула ежедневник так, что кончики пальцев закололо иголочками, а руки вновь задрожали. Отправив его обратно в ящик, я торопливо покинула кабинет и твердо решила больше никаких разведок не устраивать. «И еще… прости», – слова не отпускали, они летели за мной вверх по лестнице.

* * *

В зеленых спортивных штанах и оливковой футболке Варя выглядела, как травинка, случайно выросшая в спортивном зале. Улыбнувшись и махнув мне рукой, она заняла свое законное последнее место в шеренге одноклассников и приготовилась к началу стартов.

Каждая команда состояла из двенадцати учеников и была готова к бою. Но я надеялась, что по итоговым очкам победим именно мы. Шансы на это были приличные, потому что пять участников с нашей стороны в свободное от учебы время занимались довольно профессионально различными видами спорта. Раздался свисток, и все заорали как ненормальные, хотя пока никто никуда не бежал, а просто физрук объявил начало мероприятия.

Сначала мы проигрывали, потом рванули вперед, затем была довольно смешная эстафета, где наша команда нарушила правила и получила штрафные круги, потом молодчина Петька Метелкин отжался столько раз, что зал взвыл от восторга и зависти. Я старательно болела за наших, поддерживая в каждом состязании. И вот наконец-то канат! Варя одернула футболку, потерла ладони и приготовилась.

Именно из-за того, что мое внимание было приковано к ней, я не заметила, как подошел Морозов и сел рядом. То есть, когда он садился, я его уже увидела.

– Привет. – Он вытянул ноги, усаживаясь поудобнее, и добавил: – Твои неплохо справляются. Сейчас вторые, но все возможно.

– Мы победим, – коротко ответила я и вновь посмотрела на Варю, надеясь, что на этом наш разговор и закончится.

– А почему ты не участвуешь?

– У меня нет выдающихся способностей.

«А еще я нудная, скучная, депрессивная, однообразно одеваюсь, не хожу на вечеринки и в ближайшие сто лет не планирую встречаться с молодыми людьми». Очень хотелось добавить эту фразу, чтобы Морозов мгновенно потерял ко мне интерес, но я промолчала. Интуиция подсказывала, что это не сработает, а Никита слова вполне может принять за кокетство.

– Мне кажется, ты ошибаешься. И я готов доказать тебе это. – Он придвинулся ближе.

– Не нужно, – ответила я, не поворачивая головы.

Физрук дал команду, и участники рванули по канату вверх. Это был отличный момент улизнуть от продолжения разговора, я подскочила со скамейки и с удвоенной силой начала кричать: «Варя, давай! Варя, вперед!» Не представляю, чтобы, моя двоюродная сестра, стала так себя вести рядом с Морозовым. И был шанс, что Никита вот прямо сейчас потеряет ко мне интерес и уйдет. Но он продолжал сидеть.

Из травинки Варя превратилась в упрямую олимпийскую чемпионку, не знающую усталости. И было сразу понятно, кто станет бесспорным победителем.

– Варя, Варя! – скандировала я.

– Да ясно же, что она первая, садись уже, – раздался за спиной голос Морозова.

Но мне требовались минуты, чтобы собраться и выглядеть хладнокровно. «Он не уйдет просто так… Варя, спаси меня…» Но она не могла, потому что победно висела под потолком и только начинала спускаться. Однако именно с этой высоты Варя увидела мое трагичное положение и показалось, что ее брови встретились на переносице. Заметить подобных нюансов я не могла, но чувствовала.

Вернувшись на скамейку, я решила отвечать на вопросы односложно. По мере возможности.

– Пойдем сегодня или завтра в кино, – сразу предложил Морозов, и мне пришлось посмотреть на него.

Конечно, он нравился девчонкам. Блондин, зеленые глаза с коричневыми крапинками, прямой нос, тонкие губы и аура бесконечной уверенности в себе. Никите очень шла серая толстовка с черным драконом на груди, и футболка торчала из-под нее уместно. И было совершенно непонятно, зачем ему нужна я.

– Спасибо за предложение… Я предпочитаю проводить время в кругу семьи.

– Вика говорила, что ты затворница. – Морозов широко улыбнулся, явно получая удовольствие от моего смятения. – Но я не предполагал, что дела обстоят настолько плохо. Жизнь гораздо интереснее, чем тебе кажется.

Никита не случайно упомянул Вику. Без сомнения, она рассказала ему о нашей последней встрече. И теперь Морозов хотел подчеркнуть свою осведомленность и смутить меня еще больше. «Ты бы видел лицо Дженни, когда она наткнулась на твою фотографию! Да она потеряла дар речи!» – наверное, Вика восклицала именно так.

Но я, наоборот, начала злиться. И на нее, и на него.

– Мы с Викой разные, и это факт, – твердо ответила я.

Пусть не ждет от меня глупого кокетства, желания понравиться, обожания и влюбленности. В моей душе подобное не рождается.

– Ладно уж,