— Это может его убить.

Йама пытался им объяснить, что только этого он и желает: выскользнуть из своего тела, скрыться в глубинах, где землеройки поют песни, в которых каждое слово наполнено истиной и заряжено мудрой любовью Хранителей.

Что-то впилось ему в шею, Сердце бешено заколотилось, и Йама снова очутился в каюте. Вот он лежит на койке, а над ним склонилось острое узкое личико Пандараса. Снаружи ревел ветер, сам себе грозя небесными карами, в каюте все пребывало в движении. Вещи смещались туда-сюда, фонари раскачивались вслед за ныряющей палубой.

— Он очнулся, — сказал Пандарас стоящим за его спиной людям.

Йама отвернулся, но понял, что он один. Глубины и певцы этих глубин пропали.

Сильные руки повернули его голову. Женщина с яростным, как у тигрицы, лицом требовательно смотрела ему в глаза. Йама проговорил:

— Я узнаю тебя, Дирив. Пора нам снять маски. — А потом он заплакал, потому что понял: Дирив мертва или навек потеряна для него, и детство его сожжено дотла.

В конце концов они решились сделать ему инъекцию адреналина.

— Ты ускользал от нас, господин, — объяснял Пандарас. — Вот Тамора это и предложила.

— Это был шок, — бросила Тамора. — Я уже видела такое. Лекарство действует на большинство рас.

Элифас кивнул:

— Хранители всех нас сотворили по своему образу и подобию, до самых мелких деталей.

— Чувствуется, что на твое племя у них времени не хватило, — пробурчала Тамора.

Йама уже сидел на краю койки, хватаясь за нее при каждом взлете и падении корабля.

— Я позвал их, а потом они стали звать меня, — начал объяснять он. Они сильнее меня. Сильнее и мудрее. Мне бы поговорить с ними еще, они так много знают.

Дверь каюты с грохотом распахнулась, в проеме возникла капитан Лорквиталь, вместе с нею ворвался ветер и посыпались брызги. На Лорквиталь была клеенчатая накидка, с которой водопадом стекала вода прямо к ее голым ступням. С трудом прикрыв дверь, она взглянула на Йаму и сказала:

— Значит, адреналин тебя не убил. Некоторые расы этого не переносят. Сердца их разрываются, а иногда распухает язык и душит своих хозяев. Элифас говорит, это ты вызвал шторм.

— Холодное течение больше не поднимается, — объяснил Йама. — Я думаю, шторм скоро пройдет. Он может потопить «Соболь»?

— Я бы не стала его испытывать.

— Я ничего не могу сделать, — с сожалением произнес Йама. Он ясно увидел, что капитан Лорквиталь ему не поверила, и, кроме того, понял, что эта смелая умная женщина боится его самого больше, чем любого шторма. Она коротко кивнула и быстро вышла.

Шторм бушевал всю ночь, весь следующий день и стал утихать только на утро третьих суток. Когда вскоре после рассвета Йама вышел на палубу, то Фалерус, который чинил поломанные поручни, отвернулся и оберегающим жестом коснулся горла.

Шторм гнался за «Соболем» по пятам. Теперь дальний берег находился всего в лиге по правому борту. Он представлял собой путаницу каналов, змеящихся между зелеными отмелями и густыми кущами мангровых лесов. Старая береговая линия выглядела невысоким обрывом, обнажившимся много лет назад из-за падения уровня реки, теперь он темной линией извивался далеко за мангровыми зарослями, подрагивая и мерцая в раскаленном мареве воздуха. «Знак моего рождения», — подумал Йама и в который раз уже задался вопросом: не является ли он на самом деле разрушителем мира, а вовсе не его спасителем? Солнце едва проглядывало сквозь тонкую пелену облаков, но было очень жарко и от палубы поднимался пар.

Лорквиталь нигде не было видно, но Йама нашел Агиляр. Она помогала Анчиалю и седому рабу убирать покрытые защитной пеной детали машин в трюм. Из-за шторма весь груз сместился.

— Моя мать спит, — объяснила молодая женщина и бросила на Йаму тяжелый, вызывающий взгляд. — Она оставалась на палубе практически весь шторм. Думаю, она всех нас спасла.

— Если бы я мог прекратить шторм, я бы это сделал, — сказал Йама.

— Ты околдовал мою мать, — заявила Агиляр, — но не все из нас поддались твоим чарам.

— Я только просил меня перевезти и, кстати, заплатил за это. На что ты там смотришь?

Агиляр привязала электрический фонарь к веревке, и теперь два матроса опускали его в отверстие, которое они проделали между двумя покрытыми пеной яйцами из груза.

— Судно дало течь, — ответила Агиляр. — Потому и смотрю. Йама заглянул вниз. На самом дне темного конуса фонарь качался над собственным отражением.

Капитан Лорквиталь, взъерошенная и невыспавшаяся, стояла у края грузового люка и спорила с дочерью. Агиляр утверждала: обшивка разошлась и теперь трюм наполняется водой, потому что во время последнего профилактического ремонта с корпуса сняли брасы, а ее мать настаивала, что «Соболь» сумел выдержать шторм только потому, что корпус его стал более гибким как раз из-за отсутствия некоторой части брасов.

— Вода могла попасть под брезент, — говорила капитан Лорквиталь. — Три дня по палубе почти все время ходили волны. Мы были скорее в реке, чем на ней.

— Брезент был закреплен очень надежно, — упрямо возражала Агиляр, — к тому же вода прибывает.

С люка убрали стальные обручи, а брезент скатали. Анчиаль и один из рабов поднимали по частям груз с помощью закрепленной на мачте лебедки. Вся палуба оказалась загромождена покрытыми пеной овальными предметами. Наконец капитан Лорквиталь и ее дочь спустились в трюм. Пробыли они там довольно долго, а когда поднялись, лицо у Лорквиталь выглядело очень мрачно.

— Нам требуется ремонт, — сообщила она Йаме, — но я все же была права. Шторм не расшатал обшивку. Там такая дыра, как будто кто-то зубами вырвал клок.

Двое матросов работали на ручной помпе, выкачивая воду из залитого трюма, и она потоком лилась за борт. С правого борта спустили кусок полотна, натянув его как можно туже веревкой, которая проходила под килем. Из трюма доносился стук и скрежет. Агиляр спустилась туда, а вернувшись, мрачно покачала головой. Она сообщила, что часть груза плавает, а другая постоянно перемещается.

— Если нам повезет, он нас не опрокинет и не увеличит пробоину, но там и сейчас такая дыра, что через день-два мы все равно пойдем ко дну. — Агиляр в упор посмотрела на Йаму. — Я думаю, на этом рейсе — проклятие.

У «Соболя» ушел целый день, чтобы добраться до твердой земли. Капитан Лорквиталь на реактивных моторах осторожно пробиралась между пахучими тонкими отмелями и зарослями молодых ризофор, по паутине извилистых каналов, которые рассекали заросшую желтым камышом равнину. Фалерус сидел в «вороньем гнезде» и высматривал путь среди тростниковых мелей, а седой раб одной с Пандарасом расы стоял на бушприте и измерял лотом глубину.

Наконец капитан Лорквиталь привела свой тонущий корабль к одному из островов с дальней стороны камышовых зарослей. Через стволы голубых сосен, которые заселили остров, были перекинуты канаты, скользившие по кожаным хомутам, обильно смазанным пальмовым маслом. Команда и пассажиры налегли на брашпиль, вытягивая корабль на берег, пока из воды не показалась пробоина.