Обычно они, эти следы, – решающие. У Валландера не было ни малейших сомнений: вышедший из моря человек с полосатым полотенцем – именно тот, кого они ищут. Это он был в национальном парке, стоял за деревом. Это он потом посетил квартиру Сведберга. И это он несколько часов назад вышел из моря. В песке на пляже он предусмотрительно спрятал оружие. Поставил в укромное место машину.

Обо всем этом он уже говорил с коллегами, несколько раз подчеркнув, как важно, чтобы люди, которых они опрашивают, знали, что им надо вспомнить.

Этот человек уже был здесь как минимум один раз. Может быть, и больше. Уже сидел на том же самом месте и копал яму в песке. Это, конечно, могло быть ночью, и даже скорее всего ночью, но могло быть и днем. Надо разузнать о нем как можно больше. Рост. Походка. Все важно.

Где– то же он есть, думал Валландер. Наружное наблюдение должно сочетаться с анализом. Если мы не найдем его на улице, мы обязательно найдем его где-то в наших бумагах, в этих кипах документов, которые растут с каждым днем.

Где– то он есть.

Он попробовал следовать самой простой логике. Очевидно, что они ищут одного человека. Ничто не указывает на то, что убийц несколько. Очевидно, что он хорошо информирован – о своих жертвах, об их привычках, об их секретах. В первую очередь об их секретах. Валландер уже попросил коллег в Мальмё осмотреть ателье Рольфа Хаага. Как молодожены его нашли? Как договорились о месте съемки? Где-то прячется та решающая деталь, ниточка, потянув которую можно все распутать Да, одно они уже поняли – преступник знает о жертвах все. Но где он получает эту информацию? И что им движет? Ясно, что убийство в парке и здесь, на берегу моря, похожи друг на друга как две капли воды – и тут и там люди в необычных нарядах. А что еще? Это было очень важно. Что общего у Турбьорна Вернера и Малин Скандер, допустим, с Астрид Хильстрём? Этого они пока не знали. Но скоро будут знать.

Валландер чувствовал, что он очень близок к решению. Близок – да, но решающий шаг ему никак не удавался. Объяснение наверняка очень простое. Настолько простое, что я его не вижу. Это как искать очки, которые уже сидят на носу.

Он медленно пошел назад, на свет прожекторов. Сейчас он думал о Сведберге. Кто этот человек, которого Сведберг впустил в квартиру? Кто такая Луиза? Кто писал открытки из разных концов Европы? Что ты знал об этом, Сведберг? Почему ты ничего мне не сказал? Мне, тому, кто, если верить Ильве Бринк, был твоим лучшим другом…

Он резко остановился. Этот вопрос гораздо важнее, чем он считал раньше. Почему Сведберг никому ничего не сказал? Этому могло быть только одно объяснение. Сведберг надеялся, что его подозрения неосновательны. Или боялся, что, если он с кем-то поделится, выплывет истина…

Сведбергу ничего другого не оставалось. И он оказался прав – его страх был обоснован. Поэтому его и убили.

Валландер подошел к оцеплению. Публика все еще не расходилась, обсуждая эпилог разыгравшейся здесь трагедии, которой они не застали.

Валландер подошел к дюне – там стоял Нюберг и записывал что-то в блокнот.

– Следы у нас есть, – сказал Нюберг. – Или, лучше сказать, отпечатки ног. Стрелявший был босиком.

– Что ты видишь?

Нюберг сунул блокнот в карман.

– Фотографа он застрелил первым, – сказал он. – В этом у меня никаких сомнений нет. Пуля вошла в затылок под тупым углом. Значит, он в момент выстрела стоял к нему спиной. Если бы он вначале выстрелил в кого-то из молодых, фотограф, естественно, повернулся бы на выстрел, и пуля вошла бы спереди.

– А дальше как было?

– Трудно сказать. Скорее всего, следующим был жених. Мужчина, он представлял для него определенную физическую угрозу. И последней была невеста.

– Что еще?

– Ничего такого, чего мы бы уже не знали. И разумеется, стрелок он отменный.

– То есть рука не дрогнула?

– Наверняка.

– Значит, перед нами целеустремленный и владеющий собой человек?

Нюберг горестно поглядел на него:

– Перед нами хладнокровный и бессердечный ублюдок. – Ничего больше Нюберг добавить не мог.

Валландер подошел к одной из машин и попросил отвезти его в Истад. Делать ему здесь было больше нечего.

Когда он вошел в здание полиции, телефоны в приемной звонили непрерывно. Один из дежурных, удерживая трубку у уха, поманил его рукой. Валландер подождал, пока тот разбирался с заявлением, что в Сварте якобы видели пьяного водителя. Дежурный обещал как можно скорее послать туда дорожный патруль. Валландер точно знал, что «как можно скорее» в их положении значит «не раньше чем через сутки».

– Звонили из полиции в Копенгагене. Кто-то по имени Кэр. Или Крэмп.

– Что он хотел?

– Поговорить с тобой. По поводу фотографии, которую мы послали.

Валландер взял у него записку с именем и номером телефона, прошел к себе и, не снимая куртку, набрал номер – звонили совсем недавно, за несколько минут до полуночи, и, может быть, этот Кэр или Крэмп еще не ушел.

Валландер сказал, кого он ищет. Через несколько мгновений в трубке он услышал голос:

– Кэр.

К его удивлению, это была женщина. Он почему-то был уверен, что Кэр или Крэмп – мужчина.

– Курт Валландер, Истад. Вы мне звонили?

– Добрый вечер. Это по поводу фотографии женщины, предположительно Луизы. Два человека ее узнали.

Валландер треснул кулаком по столу:

– Наконец-то!

– С одним из них я говорила сама. Он, несомненно, внушает доверие. Его зовут Антон Бакке, он начальник информационной группы на предприятии, где делают офисную мебель.

– Он с ней знаком?

– Нет. Но он совершенно уверен, что он ее видел. Здесь, в Копенгагене. В баре у станции метро «Ховедбандгорден». Причем видел неоднократно.

– Нам очень важно ее найти.

– Она в чем-то подозревается?

– Нет. Но она фигурант в следствии, которое все разрастается. Поэтому мы и разослали ее снимок.

– Я слышала о ваших делах. Ребята в парке, полицейский…

Валландер коротко поведал о сегодняшних событиях.

– Думаете, эта женщина как-то замешана?

– Не обязательно. Но мне надо задать ей несколько важных вопросов.

– Бакке довольно часто заходит в этот бар и видит ее, скажем так, через раз.

– Она приходит одна?

– Он не уверен, но ему кажется, что с ней кто-то был.

– Вы не спрашивали, когда он видел ее последний раз?

– Когда сам был там в последний раз. В середине июня.