Брату Свечке пришлось выдавливать из себя эти слова, но он все же сказал:

– Возможно, вы и правы, Бернардин. Может, нам следует сделать так, чтобы они не забывали: разорение Коннека ни к чему хорошему не приводит.

– Пойдемте, совершенный, а то прохожие уже гадают – пленник вы наш или приятель.

– Так, значит, это правда, – сказал Амбершель. – Вы действительно сбежали с побрякушками герцога Тормонда.

Рот у брата Свечки был занят – впервые за долгое время ему представилась возможность сытно поесть, но совершенный все же отвлекся на минутку и ответил:

– И вовсе я не сбежал. Меня Тормонд вынудил – не оставил выбора.

– Все это так глупо, что я, пожалуй, поверю. Лично не знаю старого Недотепу, но, наверное, именно так бы он и поступил, если б когда-нибудь на что-нибудь все же решился. Жаль, не прочитать теперь его письма.

– Жаль. Я все отдам вам – вы и думайте, как доставить это добро графу Реймону.

Амбершель рассмеялся своим, как он это называл, злодейским смехом:

– Нет уж, дедуля. Граф сейчас возле Вискесмента – придумывает, как бы насолить главнокомандующему, когда Безмятежный спустит того с цепи.

Совершенный покачал головой. Тут спорить бесполезно. Сотни раз доказывал он, что необходимо решить все мирным путем, но каждый раз мир был отвергнут.

– Думаете, они знают, что побрякушки у вас? – спросил Амбершель. – Те, в Каурене?

– Конечно знают. Зачем иначе им меня выслеживать?

– Ну, вы умеете вызвать расположение. Да и ваши проповеди.

Брат Свечка открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.

Бернардин Амбершель, известный громила и злодей, вдруг сделался проницательным и вдумчивым.

– К Реймону отправлены гонцы, – ухмыльнулся громила и злодей. – Сразу трое – хоть один уж точно доберется. Тут иногда творятся странные вещи. Особенно по ночам.

В своих странствиях брат Свечка почти не сталкивался с такого рода затруднениями, хотя слышал страшные рассказы деревенских. Прежний главнокомандующий избавил Коннек от могущественных Орудий, но мелких не тронул. А их все больше являлось с севера, из-за этого оживилась и исконная коннекская нечисть. Все без исключения Орудия, похоже, с радостью готовы были выместить зло на первом попавшемся смертном.

Такого не должно происходить. Обычно простых предосторожностей, которые предпринимал любой мало-мальски здравомыслящий человек, хватало, чтобы избежать рыскающих вокруг созданий тьмы. Этим предосторожностям люди выучились еще две тысячи лет назад.

– Давайте тогда я передам кому-нибудь все символы власти, – предложил брат Свечка. – Это бремя не для меня.

– О нет, брат. Держитесь. Я дурной человек, не стоит меня искушать. – Вид у Бернардина сделался тоскливый.

– Понимаю. Каждый знает предел своих сил.

В обмен на сокровища, что волею судеб оказались у брата Свечки, Бернардин мог с легкостью получить и титул графа, которым владел Реймон, и прощение всех своих грехов, да вдобавок и в лоно церкви бы вернулся.

– Я вас отправлю к Реймону.

– Нет-нет. Я почти так же стар, как скалы Коннека. И странствую уже целую вечность. Дряхлому псу нужно свернуться клубком у очага и вздремнуть. Несколько месяцев кряду.

– Как пожелаете.

– А где Сочия?

– В походе. Почти все время разъезжает с Реймоном, но, когда ей кажется, что он слишком мягок, она действует самостоятельно.

– Жутковато звучит.

– Все гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Гораздо хуже.

– Объясните.

– Ей начали слышаться голоса – советуют, как защитить Коннек, как расправиться с врагами. Реймон пытался сдерживать жену, но безуспешно. Сочия начала вербовать собственных сторонников. После каждой резни, учиненной среди захватчиков, к ней стекаются все новые юнцы. Она ведь еще и красавица к тому же.

– Значит, Реймон не может ее сдержать.

Свечка не удивился. Перед свадьбой он некоторое время заботился о Сочии Рольт. Упрямое и свирепое дитя. Ее приверженность к мейсальской вере выражалась лишь в том, что Сочия исповедовала равенство мужчин и женщин.

– Не может и никогда не мог. Непокорностью она его как раз и заворожила.

Брат Свечка согласился.

Граф Реймон видел в жене отражение себя самого… Жуть какая!

– Думаете, они начнут соревноваться друг с другом? Пытаясь выяснить, кто из них кровожаднее?

– Совершенный, так уже отчасти и происходит, – отозвался, мрачнея, Амбершель. – На прошлой неделе пришла новость: Сочия взяла приступом замок возле брода Суралерт. Пленила среди прочих дальнего родственника Анны Менандской и одного виконта, любимого в Салпено, а еще епископа, нескольких священников и дюжину членов Конгрегации. Рыцарей и дворян Сочия обезглавила – всех без исключения, церковников сожгла. Сама костер запалила. А вот простых солдат разоружила и отпустила под честное слово.

Брат Свечка закрыл глаза и покачал головой:

– Сочия, Сочия. Бернардин, я знал, что ее затронуло зло, но не знал, что все зашло так далеко.

– Брат Свечка, она пообещала их не трогать в обмен на сдачу за́мка, а затем нарушила слово. Заявила, что господь не гневается, когда нарушаешь слово, данное приспешникам ворога.

Церковники постоянно так делали.

– А члены Конгрегации казнили так называемых еретиков, когда сами захватили тот за́мок?

– Казнили. Двоих учеников-мейсалян. Всего двоих. Те не знали, что делать, когда угодили в плен. Гарнизон сдал за́мок без борьбы.

Бернардин рассказал брату Свечке, что Сочия умудрилась взять Суралерт, имея в распоряжении всего-навсего тридцать шесть человек, и только троих из них ранили. А обороняло за́мок восемьдесят четыре воина, и запасов им хватило бы месяца на два осады. Графиня казнила двадцать два пленника, а двадцать третий, епископ Моркант Фарфог, решил переметнуться к врагам…

– Фарфог? Тот самый Моркант Фарфог? Который вместе с Хейденом Бэком напал на Карон-анде-Лет? А после смерти Бэка возглавил наемников? Тот самый Моркант Фарфог – обладатель мерзких титулов, дарованных ему мерзкими владыками Арнгенда и патриархами?

– Хм… Да. Интересный поворот, правда? Он предал своих сторонников и стал обличать подлости Конгрегации. Ему ничего другого не оставалось, разве что сгореть заживо.

– Да, святой мученик Моркант. Я его хорошо знал, поделом ему. Вот только есть одно «но», Бернардин. Моркант Фарфог был архиепископом, и его убили в Кастрересоне, еще когда город занял старый главнокомандующий.

– Ой, наверное, я что-то перепутал. Или Сочия. Понял! Наверное, то был другой известный арнгендский пройдоха-епископ, Остин Ринпоче.