– Так не пойдет. Пойми, ну как ты не понимаешь. Так не пойдет.

Кон замер.

– Что ты имеешь в виду?

– Что слышал! Я должна остановиться. Мы просто с ума сошли, что вообще все это затеяли!

Стоило мне начать, как меня будто прорвало и я больше не могла сдерживаться. Похоже, сегодняшний день дался мне тяжелее, чем я готова была признаться даже сама себе. Кон упорно отмалчивался, и от этого я говорила все сбивчивее и бессвязнее.

– Мы… нам… придется придумать какой-нибудь другой способ… как-нибудь объясним дедушке… мы ведь сумеем что-нибудь выдумать! Ты и сам наверняка понимаешь, мне теперь нет никакого смысла оставаться. Ну пойми же! Даже если бы я могла продолжать…

Кон сдавленно ахнул.

– Даже если бы ты могла продолжать? Хочешь сказать, он тебя раскусил?

– Нет! Нет-нет!

Заметив, что перешла почти на крик, я со всхлипом затихла. Мы стояли у тех же ворот, что и днем. Шагнув к ним, я положила руки на перекладину и крепко вцепилась в нее, словно так было легче успокоиться. Голос у меня дрожал.

– Кон… Послушай, мне очень жаль…

– У тебя истерика.

Он не скрывал своего раздражения.

Поскольку это, без сомнения, была чистая правда, я промолчала. Кон швырнул инструменты и проволоку под изгородь и подошел ко мне. Такого неприятного тона я от него еще не слышала.

– Угрызения совести, моя радость? Не поздно ли? Тебе не кажется?

Лучшего лекарства от моих расходившихся нервов и придумать было нельзя – и дело заключалось не столько в самих словах, сколько в этом тоне.

Я резко вскинула голову:

– Не кажется!

– В самом деле? Тогда подумай получше, моя прелесть.

Я во все глаза уставилась на него.

– Уж не пытаешься ли ты угрожать мне, Коннор Уинслоу? А если да, то чем?

Уже почти совсем стемнело, а Кон тем более еще и стоял спиной к последним лучам света, повернувшись ко мне и привалившись плечом к воротам. Поза его казалась абсолютно непринужденной. Я скорее почувствовала, чем заметила на себе его взгляд – внимательный, бдительный и неприязненный. Однако заговорил Кон легко и дружески:

– Угрожаю тебе? Да ни за что на свете, любовь моя. Но мы, знаешь ли, партнеры и работаем вместе. Я не позволю тебе забыть нашу… сделку… так быстро. До сих пор у тебя все получалось просто великолепно, гораздо лучше, чем я смел хотя бы надеяться… и дальше все пойдет точно так же, лапочка, до тех пор, пока я… и ты, разумеется… не получим того, что хотим. Ну что, честно?

– Еще как.

За чащей быстро всходила луна. Первое слабое мерцание посеребрило реку. Небо в просветах темного занавеса листвы и ветвей приняло оттенок вороненой стали. Кобылка, щипавшая траву в тридцати футах отсюда, подняла голову и уставилась на нас, прядая ушами. В тени живой изгороди и деревьев она слабо поблескивала, точно статуэтка из бледно-серебристого металла, гладкого и холодного. Жеребенок стоял рядом и тоже глядел на нас.

Напрягая зрение, я с любопытством посмотрела на Кона.

– Интересно…

– Да?

– Интересно, как далеко ты зайдешь, чтобы получить то, что хочешь?

– Порой мне и самому интересно. – Судя по голосу, Кона это развлекало. – Возможно, ты удивишься, кузиночка, на что вдруг оказываешься способен, когда у тебя в жизни нет ни черта, кроме того, что ты можешь сделать – или взять – своими собственными руками. Да и потом, что тут плохого? Когда знаешь, что можешь… – Он умолк, и мне показалось, будто по лицу его скользнула улыбка. – Что ж, вот оно как, дорогая моя девочка. Я не собираюсь снова срываться с насиженного места… я остаюсь – честными средствами, если удастся, но, Богом клянусь, если придется, то и грязными!

– Понятно. Что ж, теперь мы знаем, чего друг от друга ждать, правда? – Я вытащила пачку сигарет. – Закуришь?

– Спасибо. А не слишком ли ты много куришь, а?

– Пожалуй.

– Я знал, что тебе хватит ума не ударяться в панику первый же раз, как тебе что-то не понравится. Так в чем, собственно, проблема? У меня есть спички. Вот.

В мгновенной вспышке я отчетливо разглядела своего ненадежного союзника. Вопреки беззаботному тону и щедро расточаемым ободрениям, лицо его не выражало ни единого следа приязни или хотя бы просто человеческого участия. Это было лицо человека, всецело сосредоточенного на одной-единственной задаче, щекотливой и даже опасной, требующей абсолютного внимания. Это я. Меня надо было вернуть обратно в строй.

Спичка погасла. Кон заговорил, и я решила, что все это мне лишь померещилось – так мягко звучал его голос.

– Давай ты расскажешь мне в точности, что тебя так выбило из колеи. Ведь что-то произошло, правда? Что именно? Лошади? Когда я пришел, вид у тебя был – краше в гроб кладут.

– Правда?

– Знаешь, если не хочешь, можешь к этому форрестовскому жеребенку и близко не подходить.

– Знаю. Тут все в порядке, дело совсем в другом. – Я снова оперлась о ворота рядом с Коном и глубоко затянулась. – Прости, что начала задом наперед и напугала тебя. Надеюсь, могу не объяснять, что вовсе не собиралась подводить тебя на полдороге… У меня выдался жуткий день, и я позволила себе распуститься – вот и все. Лучше начну с начала и постараюсь все объяснить еще раз, как разумное человеческое существо, а не бестолковая женщина.

– Это ты сказала, радость моя, а не я. Выкладывай. Я весь внимание.

– Впрочем, я и вправду хотела поговорить с тобой о том, чтобы пересмотреть наши планы. Нет, Кон, погоди, дело в том, что положение существенно изменилось.

– Изменилось? Как это? С каких пор?

– С тех пор, как я вечером поговорила с дедушкой.

– Я… так и думал, что там что-то произошло. – Кон со свистом выпустил воздух. – Говорю же, ты выглядела – краше в гроб кладут. Я-то решил, всему виной глупая кобыла.

– Нет.

– Ну и?

– Дело в том, Кон, что все это, очень может быть, затеяно зря. Вот что меня больше всего потрясло. Я думаю… мне кажется, он собирается в любом случае оставить Уайтскар тебе.

– Что?

– То, что он сказал.

– Он так сказал?

– Почти. Готова поклясться, что он имел в виду именно это. Ты не знал, что его адвокат, кажется, Исаак – верно? – приезжает сюда в пятницу.

– Нет, не знал, – ошеломленно выдавил Кон, чуть не утратив дар речи.

– Так вот, он приезжает. Жюли будет здесь в среду, а мистер Исаак в пятницу. Дедушка не сказал ничего определенного, но намекал изо всех сил. У меня сложилось впечатление, будто он хочет устроить в свой день рождения этакий семейный сбор, а поскольку он просил перед этим приехать адвоката, то самая логичная догадка – что это по поводу завещания. Он сказал: «Я хочу все уладить».