Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было одновременно мучительно и сладко, когда тонкие руки Айрис обвились вокруг его шеи. А еще с чувством человека, летящего в пропасть, он осознал, что их больше ничто не разделяет. Вообще ничто. Он-то тоже был без одежды.
— Молчи, — выдохнула она прямо ему в губы, зарываясь пальцами в мокрые волосы, — пожалуйста, ничего не говори. Когда-нибудь ты простишь меня, верно? Это ведь правда было так глупо, поверить в какую-то видеозапись и не поверить в нас.
— Айрис, — с трудом выговорил он, — зачем ты так со мной?
— Как — так?
Она обняла его бедрами под водой, осторожно целуя, прихватывая губами кожу на щеке, на шее, спускаясь к ключице.
— Вот так. — Он зарылся носом в ее мокрые волосы, с наслаждением вдохнул аромат, от которого все и так плыло перед глазами.
— Я хочу любить тебя, — прошептала она рвано. — Неужели ты отвернешься от меня?
Оллин молча прижал ее к себе одной рукой, так, что она сдавленно ойкнула, а второй решительно погреб в сторону берега, благо что недалеко было. Там, где уже можно было ногами достать дна, подтянул Айрис повыше, укладывая ее на спину.
— Почему тебе так больно сейчас? — заглянул в блестящие глаза. — Ты плачешь. Почему?
— Я счастлива, потому что ты рядом, — всхлипнула она, обхватывая его за шею, притягивая к себе ближе, — а еще…
И быстро прошептала что-то на ухо такое, отчего Оллин просто задохнулся в первое мгновение, а затем, осознав, решительно раздвинул ее бедра. В конце концов, между ними уже не было ничего, кроме любви и взаимного желания.
Она открыла глаза и некоторое время лежала, не шевелясь и почти не дыша, боясь спугнуть ощущение всеобъемлющего счастья. Такое трепетное, несмелое чувство, как прикосновение крыла бабочки. И в происходящее едва верилось.
Но подушка под щекой была теплой, рука Оллина, придавившая спину, — горячей и приятно тяжелой. И Айрис улыбнулась, блаженно жмурясь. Ей захотелось потянуться всем телом, но она вовремя спохватилась, тогда ведь Оллин проснется.
Нелегко ей далось вчерашнее решение отправиться «на рыбалку». Но в любимых серо-зеленых глазах Айрис видела смятение. Злость, растерянность… А еще любовь, которую он умудрился сохранить.
Тогда же, когда жемчужный дракон удрал из комнаты и плюхнулся в пруд, она и подумала, что сделает все возможное и невозможное, но вытянет Оллина из той скорлупы, в которую он себя загнал.
В конце концов, тут и ее вина. Даже по большей части ее.
Прежняя Айрис Ленне ни за что в жизни не пошла бы купаться голышом.
Нынешняя, хихикая про себя, размышляла, что если это единственный шанс выманить вредного дракона из темной воды, то она его использует.
Ну и получилось. На все сто процентов.
А последней каплей, обеспечившей победу, стали слова Айрис, которые она прошептала на ухо человеку, которого любила.
«Я хочу от тебя ребеночка», — вот что она ему сказала.
И похоже — Айрис не была в этом уверена — именно эти простые слова и такое незамысловатое желание оказали действие куда более сильное, чем все эти «прости, я виновата» или «люблю».
Оллин, как выяснилось, был очень даже «за», и в результате они усиленно работали над этим вопросом почти до рассвета. Сперва прямо в пруду, потом уже в спальне Айрис, куда Оллин принес ее на руках. Хорошо, что было темно, обитатели замка спали — ну или хотя бы делали вид…
Айрис снова улыбнулась, повернулась на бок и посмотрела на Оллина сквозь ресницы. Выяснилось, что он тоже не спит, а молча смотрит на нее. Серьезно, почти сурово. Айрис рассмеялась в голос, взяла его лицо в ладони и поцеловала, и тут же оказалась сверху, распластанной на широкой груди.
— Айрис… — Хриплый со сна голос, и ощущение бархатного прикосновения к коже.
— Оллин…
Он вдруг нахмурился, словно вспомнил что-то нехорошее, аккуратно переложил ее на скомканную постель.
— И что… теперь?
А сам смотрит настороженно, как будто ожидает подвоха.
— А чего ты хочешь? — Она беззаботно улыбнулась.
— Есть желания, а есть обстоятельства, которые могут быть сильнее.
— Сильнее богов Федерации? — приподняла брови в наигранном удивлении.
Оллин вздохнул, провел по ее щеке костяшками пальцев. Помолчал, словно раздумывая, что стоит говорить, а о чем лучше промолчать.
— Раньше мне бывало больно рядом с тобой, теперь — нет. Это значит, что ты счастлива?
— Я еще никогда не была счастлива настолько, — честно призналась она. — И теперь никто — слышишь? — никто не помешает нам быть вместе. Если, конечно, ты тоже этого хочешь.
Оллин сглотнул, глядя на нее так, словно впитывал взглядом каждую черточку.
— Я всегда этого хотел, ты знаешь.
— Так теперь к тому нет преград.
Айрис легла на бок, подперла щеку кулаком.
— Я вот только спросить хочу: что мы будем делать с твоим дядей?
Оллин пожал плечами.
— Ничего.
— Совсем ничего? И отомстить не хочешь? Он ведь приказал тебя убить.
Едва заметная улыбка скользнула по губам Оллина.
— Согласен. Но у него были свои мотивы. Он боялся огласки, да и, будь я сговорчивее, согласись жениться на Лилиан, все могло бы повернуть в другую сторону. А так-то…
— Не верю своим ушам, — прошептала Айрис. — Ты его что, прощаешь?
— Ровно до тех пор, пока он правит Рамелией. По крайней мере, я уверен в том, что дядя не даст модификантов в обиду. Будем считать, что моя жизнь по-прежнему всего лишь плата за жизни многих. Так уж получилось.
И улыбнулся. Улыбка была похожа на хищный оскал, и Айрис поняла, что Оллин ничего прощать не собирается, и что рано или поздно и дядюшка, и Лилиан получат за все сполна. Но дела планеты все же были важнее, чем личная месть. Всему свое время. Он подождет.
Оллин внимательно смотрел на нее, в серо-зеленых глазах переливалось знакомое Айрис тепло. Он ведь с самого начала смотрел на нее только так, а она, вот дурочка-то, еще сомневалась. В основном самой себе не доверяла и ему тоже… Не верила в то, что можно вот просто так взять и влюбиться в незнакомца.
Оллин пропустил сквозь пальцы пряди ее волос.
— Ты меня столько раз прогоняла и даже сама убегала. А теперь что? Не передумаешь?
Айрис застонала и уткнулась носом ему в плечо.
— Не передумаю, нет, я ведь твоя до конца дней. И была твоей, только не хотела признать. Думала, что Виран Тал меня запрограммировал. Себе не верила. Едва не испортила все.
Кажется, он вздохнул, покачал головой.