Прислонившись спиной к дереву, Мистраль думал о Фов, и любовь к дочери позволила ему понять ее. Он осознал то, что мучило ее, услышал те вопросы, на которые девочка искала ответ. Кто я? Что такое жизнь? Куда я иду? Кто жил до меня?

Конечно, Фов пыталась найти ответы на эти вопросы, ведь она так же романтична, как Тедди. Понятно, почему она увлеклась прошлым. На краткое мгновение Мистраль позволил себе представить иную жизнь, в которой Фов могла вырасти под нежным, любящим взглядом Тедди, где у нее были бы и отец, и мать, и она жила бы в безопасности, под их защитой, купаясь в их любви. Он застонал от отчаяния. Впервые в жизни Мистраль осознал, что он не единственный, кого безжалостно лишили любви Тедди Люнель. А он так никому и не показал этот портрет Тедди с Фов на руках. Даже Фов.

Мистраль замер, пораженный тем, что неожиданно пришло ему в голову. Как же он раньше об этом не подумал? Его суровое лицо воина озарилось радостью, в глазах засветилась решимость, смешанная с острой душевной болью. Он понял, как дать Фов ощущение, благодаря которому он оставит свой отпечаток на ее жизни. Девочка не станет искать другого наследия. Он, ее отец, обладал властью и возможностью дать ей наследство, а вместе с ним и чувство причастности не к тем, кто давно ушел, а к его жизни, к нему, ее отцу.

Жюльен Мистраль до сих пор не составил завещания. В свое время его мать неприятно удивила его, оставив треть состояния какой-то подруге, с которой она часто вышивала вместе. Когда Мистраль спросил адвоката о законности этого шага, ему ответили, что любой человек имеет право оставить треть того, что имеет, совершенно постороннему человеку. Оставшиеся две трети будут разделены между законными наследниками, независимо от желания завещателя.

С точки зрения закона, Фов ему чужая. Она не вправе ничего унаследовать, как его дочь, рожденная от преступной связи лица, состоящего в браке, но как чужой человек, она может получить одну треть. О, какие минуты это сулит ему! Они проведут много времени в хранилище, отбирая картины, которые перейдут в собственность Фов, оставляя те, которые достанутся Надин и Кейт, если жена переживет его.

Фов навсегда останется в его жизни. Какая пыльная книжка по истории привяжет ее к отцу сильнее, чем владение лучшими из полотен, созданных им. Какие архитектурные сказки, какие тома, какие списки давно умерших людей подарят ей более сильное чувство причастности, чем осознание того, что ее отец, при жизни, отдал ей все, что мог, из своего драгоценного наследия? Его работы — это он сам.

Мистраль встал и отряхнул листья и травинки, прилипшие к брюкам. Когда он возвращался в «Турелло», его силуэт в свете звезд казался таким же молодым, как в тот день, когда он впервые увидел эту провансальскую ферму, определившую его судьбу.

— Кейт, пожалуйста, распорядись, чтобы приготовили две комнаты для гостей, — сказал Мистраль жене на следующее утро, когда она в одиночестве сидела у бассейна.

— Ты пригласил кого-то? — удивилась Кейт. Их светская жизнь целиком была в ее власти.

— Приедут два человека, которые будут есть с нами, так как в округе им поесть негде. Вероятно, они пробудут у нас неделю или дней десять.

— Жюльен, о чем ты говоришь? Это какой-то абсурд.

— Я решил составить завещание. Мои картины необходимо оценить. Утром я позвонил Этьену Делажу, и он объяснил мне, что прежде всего нужно оценить картины и только потом составлять завещание. Иначе после моей смерти государство само займется их оценкой и, разумеется, определит максимально высокие цены, чтобы наследники заплатили больше налогов. Но если произвести оценку при моей жизни, то я имею право назначить одного из оценщиков, государство пришлет второго, и они найдут приемлемый компромисс. Именно эти два господина и приедут к нам. Этьен нашел для меня оценщика, который постарается отстоять наименьшую из реальных цен, это его специальность.

— Как предусмотрительно со стороны Этьена. Могу я узнать, почему ты решил составить завещание?

— Я оставляю Фов треть моего состояния, ту часть, которая может отойти чужому человеку. — Он взглянул на Кейт, пытаясь увидеть на ее лице следы разочарования, паники, обиды, но ее глаза скрывали солнечные очки, а лицо оставалось бесстрастным. — Прошлой ночью я вспомнил о такой возможности. Твои слова не выходили у меня из головы. «Каждому ребенку необходимо осознавать свою принадлежность к семье». И я понял, что должен сделать. Разумеется, вы с Надин получите оставшиеся две трети. Я намерен оставить Фов ее долю исключительно в картинах, так как бессмысленно было бы оставлять ей треть фермы или вложений в стране, где она не живет. Это означает, что я установлю полную стоимость «Турелло», прибавлю к ней наши счета в банке и все капиталовложения, а также оценю картины, чтобы девочка честно получила свою треть.

— Понимаю, — безжизненно ответила Кейт.

— Да. Кстати, я не забыл, что серия «Рыжеволосая женщина» принадлежит тебе. Ты сделала отличное вложение, Кейт.

— Именно так.

— Я хочу их у тебя выкупить.

— Неужели?

— Они должны отойти к Фов. В конце концов, это семейные портреты. — И Мистраль улыбнулся так, как не улыбался уже многие годы.

— Пожалуй, но ты представляешь, сколько они теперь стоят?

— Я заплачу любую цену.

— Отлично.

— Что ж, мы обо всем договорились, — Мистраль встал и вздохнул с явным облегчением. — Так ты скажешь Марте о гостях? Оценщики приедут через два дня.

— Разумеется, — ответила Кейт. — А ты уже говорил с Фов?

— Нет еще. Я поговорю с ней вечером, когда она вернется, чтобы переодеться. Сегодня она идет на какую-то вечеринку. — Мистраль ушел в мастерскую, весело размышляя о том, что дочь может и погулять напоследок. Завтра ее за уши будет не оторвать от сокровищ, таящихся в хранилище.

Кейт сидела совершенно неподвижно, пытаясь справиться с острой болью, впившейся в нее словно железные клещи в мягкое, податливое дерево. Значит, мало ему было оставить Надин без приданого, заставить ее работать, ожидая его смерти? Он решил обокрасть ее, приравняв законного ребенка к ублюдку, рожденному американской потаскухой!

Или он полагает, что Кейт не догадывается о его намерении отдать Фов самые лучшие работы? Если Фов получит свою треть картинами, оставив им с Надин землю, деньги и капиталовложения, то Мистраль может отдать ей практически половину того, что хранится в комнате без окон. При мысли об этом Кейт судорожно втянула в себя воздух и согнулась пополам, прижимая руки к животу.

Как он смеет так поступать с ней? Она, Кейт Браунинг, вытащила наверх никому не известного художника, сделав из него великого Жюльена Мистраля. Он до конца жизни со всеми потрохами принадлежит ей, черт бы его побрал! Он не имеет никаких прав, кроме тех, что она позволит ему иметь. Что за рассуждения старого дурака о возможности поделить его работы, когда все до последнего холста принадлежит ей и только ей одной?