— Джонас! Да как ты смеешь! — выдавила Верити.

Она обернулась за поддержкой к отцу, и на лице ее тотчас появилось настоящее смятение. — Почему ты молчишь, папа?! Неужели ты позволишь так разговаривать с твоей дочерью?!

— Не переваливай на меня! — коварно отрекся Эмерсон и широко развел руками. — Я здесь совершенно ни при чем! Я всего лишь сторонний наблюдатель.

А Джонас тем временем неумолимо приближался.

— Ты слишком зарвалась, угрожая лишить меня места. Я всегда с лихвой отрабатывал твои гроши и не давал тебе повода быть недовольной!

Верити испуганно попятилась. Только теперь ;до нее; дошло, что Джонас всерьез разозлился.

— Не прикасайся ко мне, Джонас! Не забывай, здесь я, отдаю распоряжения, и ты обязан их выполнять. Тебе лучше послушаться, иначе… иначе я…

Но Джонас и не думал останавливаться, расстояние между ними неуклонно сокращалось.

И тогда — пожалуй, впервые в жизни — у Верити сдали нервы. Она повернулась и стрелой помчалась домой. Древний инстинкт безошибочно подсказал ей спасаться позорным бегством. Ничего, потом, когда он придет в себя, она ему покажет! Она вправит ему мозги, она ему всыплет — мало не покажется! Она закатит ему такую сцену…

Но все это будет потом. Потом, когда ситуация немного разрядится.

Джонас настиг ее возле, самых дверей. Он подошел почти неслышно и крепко схватил Верити за плечи. В следующую секунду она беспомощно повисла вниз головой — Джонас перекинул ее через плечо.

— Джонас, ты мерзавец! Я тебя задушу, клянусь! — пропищала она, молотя кулачками по его спине.

— Первая заповедь будущих тиранов учит не давать обещаний, которые не можешь исполнить, — менторским тоном сообщил Джонас, внося ее в дом. — Макиавелли совершенно определенно высказывался на сей счет.

Он поставил Верити на ноги, уселся на первый попавшийся стул и безжалостно перекинул свою жертву через колено.

— Джонас! Не смей, Джонас, слышишь!

Верити до последней минуты надеялась, что он не посмеет так унизить ее, но тотчас же тяжелая ладонь немилосердно обрушилась на нее. Черт возьми, тесно облегающие джинсы нисколько не смягчили шлепка!

Верити завизжала от боли и ярости, а когда за первым ударом последовал второй, она что было сил щипнула Джонаса за ногу и принялась отчаянно лягать своего мучителя.

— Дурак! Дурак, дурак, дурак, дурак!

— Признавайся, какая муха тебя укусила, — приказал Джонас, продолжая методично лупцевать ее. — Поведай, чем я заслужил твое возмутительное обхождение.

— Ты собираешься уехать! — в бешенстве всхлипнула Верити. — Я же знаю, чти ты уедешь! Рано или поздно это случится!

— И что же ты выкинула? Пыталась заставить меня поторопиться с отъездом? — отвешивая очередной шлепок, поинтересовался Джонас.

— Да!!! — Верити что было сил вцепилась в его ногу.

Хватит с нее этого позора!

— 0 — оох! — взвыл от боли Джонас. — Черт тебя возьми! — Удары мгновенно прекратились. — Ты хотела избавиться от меня?

— Просто пыталась выяснить, что меня ждет. Я хотела, чтобы ты принял какое-то решение… Я не могу плыть по течению!

— А с какой стати тебя тревожит мой отъезд? Не хочешь снова искать посудомойщика?

— Нет! — уже не сдерживаясь, крикнула Верити. — Вовсе не поэтому! Меня интересовало, сколько еще мы будем вместе! Ведь я люблю тебя, тупоголовый сукин ты сын! Кондотьер несчастный!

— Повтори! — приказал он.

— Я люблю тебя. — Верити сползла на пол, откинула со лба спутанные волосы и выпрямилась во весь рост, испепеляюще глядя на Джонаса. — Это, конечно, не делает мне чести, но так уж получилось! Я люблю тебя, но знаю, что ты уедешь… Пойми, Джонас, я не желаю жить в постоянном страхе! Возможно, в последние дни я и впрямь слишком много позволяла себе, но лучше скандал, чем мука неведения! Я хотела только прояснить ситуацию. После грозы воздух чище!

— А почему ты прямо не спросила о моих планах? — рявкнул Джонас, растирая ногу.

Верити смущенно захлопала ресницами.

— Я не знала, как подступиться с таким вопросом, — честно призналась она. — Ты же понимаешь, у меня нет опыта в подобных делах… Откуда мне знать, как надо заканчивать роман! И вообще, об этом не так-то легко спросить! Может, я боюсь услышать ответ.

— Для умной женщины, которой ты себя считаешь — кстати, без всяких на то оснований, — ты порой проявляешь редкостную глупость. Заруби себе на носу — я не собираюсь никуда уезжать! Мне очень понравилось в вашем городишке, дражайшая Верити Эймс, Сам удивляюсь, что меня здесь держит, учитывая нищенскую зарплату и отвратительнейшую из хозяек! Ну да ладно, к этому вопросу мы вернемся чуть позже. Сейчас меня интересует совсем другое… Значит, ты любишь меня?

Верити смущенна откашлялась.

— Ну да, — выдавила она, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Верити никогда не собиралась столь откровенно признаваться в своих эмоциях. Это делало ее безоружной и уязвимой, а Верити Эймс вовсе не пристало показывать собственную слабость. Тем более перед мужчиной! Но ведь у нее не было другого выхода…

Джонас пытливо вглядывался в нее:

— Как прикажешь тебя понимать? Разве ты уже не считаешь меня безответственным, невыносимым и ни на что не годным?

Верити густо покраснела, а мгновенно вспотевшие ладони красноречиво свидетельствовали, в какой жар бросили ее последние слова Джонаса.

— Тогда я почти не знала тебя… С тех пор многое изменилось. Я доверяю тебе свою жизнь, Джонас, — просто сказала она. — Честно говоря, я с самого начала это подспудно ощущала. Да, иногда ты ужасно раздражаешь меня, это правда. Меня бесит твое беспечное отношение к важнейшим вещам, к собственной карьере, например. Но зато теперь я поняла, что ты — человек слова.

— Я сказал, что останусь с тобой в Секуенс-Спрингс, — напомнил Джонас. — Ты веришь мне?

Девушка осторожно кивнула, опасаясь спугнуть безмерное счастье, расцветшее в ее душе.

— Но я боялась спросить тебя и то же время должна была знать правду. Нет ничего хуже неизвестности, Джонас.

Он перестал растирать ногу и задумчиво взглянул на нее.

— И тогда ты решила довести меня до белого каления и посмотреть, что будет? Ну и как, выяснила? Довольна?

— Нет, — обиженно поджала губы Верити. — За все свои труды я получила только побои, а это не ответ, Джонас. — Она повернулась и отошла к окну.

Джонас не спеша поднялся и подошел к ней.

— Это не побои, а проявление крайнего мужского неудовольствия. Кроме того, мы квиты. По твоей милости я теперь останусь безобразным калекой. Ты изуродовала мне ногу, чертовка.

— Сам виноват.

— Ты прекрасно знаешь, что я никогда не сделаю тебе больно. — Он взял ее за плечи и развернул к себе.