глотком допил свой кофе и поморщился. – Тут ты заблуждаешься, Чак. Именно поэтому я вызвал тебя сюда. Именно поэтому тебе не стоило отказываться от содержимого моей фляжки.

Чак покачал головой. «Невероятно», – подумал он. Провел рукой по волосам и нервно заерзал.

– Мы пришли сюда в первую очередь потому, чтобы разобраться со всей этой колдовской чушью. Мать вашу, вы же человек науки, – Чак посмотрел в сторону прихожей, ожидая появления Стефани. – К тому же я думал, вы изменили свое мнение.

Доктор Бут открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут в комнату вошла Стефани Грин. Следом за ней появился Джек.

Она игриво пихнула Чака в плечо.

– Давно не виделись.

– Да уж, – сказал Чак, выдавив улыбку. – Рад, что ты здесь.

– Я тоже, – произнес Джек. Он открыл шкаф и достал с полки кружку. – Профессор Бут и Чак, помимо всего прочего, собирались объяснить мне, откуда они знают друг друга.

Чак и доктор Бут переглянулись. На этот раз профессор не стал мешкать, и Чак был благодарен старику за то, что тот заговорил.

– Хорошо. Я все объясню. Но сперва, думаю, нам всем следует присесть. Мне нужно много чего рассказать, а времени у нас мало.

7

После смерти матери Райли пытался справиться с ужасами реальности с помощью грез. Увеличивающаяся пропасть между ним и отцом, нарастающее отвращение к Стауфорду, с его благосклонностью по отношению к спортсменам, лицемерие местных жителей на воскресных службах. Фантазии неоднократно спасали Райли от реальной жизни, утешали в сумеречные часы, когда он давал волю слезам.

В своих грезах Райли Тейт воображал себя антигероем, плохим парнем с золотым сердцем из какого-нибудь голливудского блокбастера. Он был режиссером собственного фильма и его звездой.

В этих фантазиях Райли с помощью своего искусства боролся с лицемерием Стауфорда. Боролся с угрожавшими ему хулиганами, вроде Джимми Корда, с взрослыми, вроде отца и завуча Майерса. Со всем режимом, управляющим социальными классами Стауфорда, – и играл по своим собственным правилам. Он никогда не делал домашних заданий, проваливал ежедневные контрольные и все же сдавал экзамены. Он всегда брал верх над всем, что вставало у него на пути, справлялся с непреодолимыми препятствиями и, несмотря на статус аутсайдера, продолжал побеждать. Его хвалили за усилия, но он отвергал похвалу истеблишмента.

Райли был спасителем и грешником, неблагополучным подростком и вундеркиндом. И в конце фильма спасал девушку. С годами личность девушки менялась, но с тех пор, как он пошел в среднюю школу, эту роль играла Рэйчел Мэтьюз. Она была героиней его вымышленного сценария, отважной противоположностью антигероя. Девушкой с другой стороны баррикад, чья любовь растопила его замерзшее сердце.

Прелесть фантазий заключалась в том, что, когда фильм заканчивался и начинались титры, Райли всегда мог запустить его заново, изменяя все, что считал нужным. До того как он всего час назад выскочил из окна своей спальни, в картине часто показывалась его полуночная поездка на велосипеде к дому Рэйчел. Но сюжет претерпел изменения, и сейчас монтаж отражал обстоятельства, в которых оказался Райли.

Теперь действие происходило днем, велосипед сменился отцовской машиной. Даже когда Райли ехал в район Рэйчел – роскошный жилой комплекс, известный как Форест-Хиллз, – он грезил о том, чем закончится этот новый фильм. Он все равно покажет Стауфорду ошибочность выбранного городом пути. И, что более важно, все равно спасет девушку.

Но сегодня Райли обнаружил, что как бы сильно ни изменил сюжет, ему все равно придется столкнуться с суровой правдой: реальность гораздо менее привлекательна, менее дружелюбна и гораздо, гораздо менее снисходительна.

Когда Райли Тейт остановил машину, то сообразил, что задержал дыхание, поэтому медленно выдохнул. На лужайке перед домом Мэтьюзов горел небольшой костер из веток и листьев. Шлейф серого дыма лениво поднимался в воздух. В переднем дворе стояла голая Лаура Мэтьюз, содрогаясь от хохота и исторгая черную жижу себе на трясущуюся от судорожных телодвижений грудь. Она держала в руках Библию и вырывала по одной страницы.

– Любит, не любит, любит, не любит…

Рядом с ней раздевался Дон Мэтьюз. Он снял с себя штаны цвета хаки и бросил в костер. Жена протянула ему одну вырванную страницу, которой он обернул свой эрегированный член. Мастурбируя, Дон Мэтьюз задрал вверх голову и закричал:

– Его воля и Старые Обычаи неразделимы, аллилуйя!

– Аллилуйя! – воскликнула Лаура, вырывая из огромной Библии пачку страниц и бросая их в костер. Огонь одним махом поглотил их.

«Бога здесь нет», – подумал Райли, вспоминая все воскресенья, которые проводил в отцовской церкви, слушая сказки, написанные давно умершими людьми. Даже если Он существует, сейчас Его здесь нет. А может, и не было никогда.

Резкий шлепок отвлек его от жуткого ритуала, происходящего возле машины. Глаза Райли метнулись вперед. Сердце у него екнуло.

Перед машиной, положив руки на капот, стояла Рэйчел Мэтьюз. Она улыбалась, демонстрируя почерневшие зубы. Что-то серое извивалось у нее на уровне верхней десны. Сперва ощупало воздух, затем выпало изо рта и приземлилось с глухим шлепком на капот.

– Ты приехал спасти меня, – сказала она. – Но я уже спасена, Райли. Я страдала ради спасения, и ты тоже сможешь.

– Нет. Черт побери, нет.

Рэйчел двинулась вокруг машины к водительскому окну. Прижалась лицом к стеклу. Из ноздри у нее выдавилась черная жижа и заскользила по поверхности. Глаза у Рэйчел горели голубым огнем.

– Все в порядке, Райли. Я покажу тебе Старые Обычаи. А потом мы сможем быть вместе. Я позволю тебе поцеловать меня, если хочешь. А еще ты можешь поиметь это тело. Хочешь трахнуть меня? Я буду твоей, если ты будешь его.

В любое другое время, при любых других обстоятельствах, Райли позволил бы своим гормонам взять над собой верх, но не сегодня. Не сейчас. Той Рэйчел Мэтьюз, которой он восхищался, о которой мечтал, больше не существовало. Ее украла темная скверна, которая теперь бушевала в теле девушки.

– Это твой парень, дорогая? – Дон Мэтьюз подошел к краю лужайки, рассеянно онанируя оторванной страницей, в то время как из его светящихся глаз капали черные слезы. Он заглянул в разбитое пассажирское окно. – Он останется на ужин?

– Нет, пап, не похоже. – Рэйчел подмигнула Райли. – Если только ты не захочешь. Почему бы тебе не присоединиться к нам? Я хочу показать тебе Старые Обычаи, Райли. Ты должен познать их, как твой отец и как его отец до него. Это твое право по рождению.

Голос Рэйчел изменился. Утробный, клокочущий из-за черной жижи внутри, он напоминал тот жуткий призыв из радиоприемника. Райли положил руку на стекло, глаза жгло от слез.

– Мне очень