Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дважды они посылали Тулу с вечера в засаду. Просидев в засаде всю ночь, при утреннем свете он бросался в атаку и обнаруживал, что враг опять ушел.
Кто бы ни был этот человек, он ему нравится, подумал Кубата мрачно. Хорошо бы взять его живым, из него получился бы хороший любимец, с которым, несомненно, стоило бы поговорить. Возможно, его даже можно будет научить прислуживать. Но если даже его не возьмут в плен, то, может быть, надеялся Кубата, удастся отведать его мозгов и сердца.
Повернувшись в седле, Кубата мрачно уставился на Алема:
— Шаман, меня не волнует, останутся ли ночные духи довольны, или огорчатся, или будут визжать от ярости. Я хочу, чтобы эта армия выступила сегодня ночью.
Алем мрачно покачал головой:
— Тугары не скачут верхом по ночам и не сражаются. Это навлечет на нас проклятие.
— Тогда скажи своим сподручным, лепечущим всякий вздор, что ты разговаривал с небесами и они обещали тебе не проклинать нас.
Священнослужитель сидел молча, скрестив свои длинные волосатые руки.
— Послушай, шаман. Ты знаешь, и я знаю, что твоя сила — это просто обман. Старые обычаи живут, когда все соблюдают их, и поэтому, сражаясь с мерками, или узбами, или какими-либо людскими племенами, тугары всегда хотели, чтобы все происходило при свете и все видели бы доблесть нашего оружия. Но сейчас мы сражаемся с людьми, для которых слава не главное. Я не хочу снова напрасно терять своих воинов таким образом. — Он кивнул на сотни тел, чьи силуэты напоминали каких-то призраков в бледном сиянии двух лун. — Люди отходят и успевают подготовиться. Даже сейчас я уверен, что с той стороны поля, — он указал на юг, — они уходят. Завтра утром они будут в следующей деревне, и нам придется пробиваться через два узких прохода между холмами. Если позволить им собрать там свои силы, мы заплатим тысячами жизней, чтобы проложить себе путь.
— Он прав, — сказал Музта, подъезжая к Алему. — С твоего согласия или без него, но я последую совету Кубаты. И я должен напомнить тебе, — сказал кар-карт, наклонившись к шаману, — что я предпочитаю, чтобы мои воины сражались без суеверного ужаса, который представляет собой полную чушь.
— Должен ли я напомнить моему кар-карту, что неразумно тревожить духов, — заметил ровным тоном Тула, чья темная фигура была едва различима в лунном свете.
— Я знаю это, Тула, — бросил ему Музта. — И я знаю также, что, если мы проиграем, у тебя будет еще один повод винить меня. Как командир левого фланга, ты поведешь своих людей вперед сегодня ночью, но, клянусь духами наших отцов, лучше скачи изо всех сил, — холодно добавил он.
— Когда я в последний раз сражался здесь, — сказал Кубата, глядя на Тулу, — то видел за первым перевалом тропу, уходящую вверх, на холмы, — я говорил тебе о ней. Она должна вести куда-нибудь. И будет лучше, если я сам поведу наших воинов в эту атаку, — продолжал Кубата, глядя на Тулу с вызовом. — Я знаю эту местность. Это просто вопрос изменения их позиции, и, может быть, мы сможем уничтожить их еще в поле.
Тула проворчал что-то и удалился. Алем посмотрел на собравшихся вокруг него. Он запомнит это тяжкое оскорбление, и если скоту в самом деле удастся остановить их наступление, у него не будет сомнений, кого следует винить в этом.
— Я скажу моим помощникам, — холодно объявил Алем.
— Мы выступаем сейчас же! — прорычал Кубата. — Я хочу, чтобы еще до заката солнца мы увидели стены Суздаля.
Он чувствовал, будто что-то внутри него предупреждает о надвигающейся опасности. Не в состоянии заснуть ни на минуту, Готорн вскочил на ноги.
Проклятье, начинался дождь. Ну вот, теперь и он научился ругаться. Он ругается, убивает, он даже познал свою жену до того, как их должным образом обвенчали. Что с ним стало? — печально размышлял Готорн.
Догоревший костер шипел под холодным моросящим дождем, который обволакивал утомленную армию постепенно поднимающейся влажной дымкой. Небо на востоке стало чуть светлее. Скоро рассвет.
— Моему капитану не спится?
Готорн подошел к костру и уселся рядом с Дмитрием. Дмитрий, явно солгавший о своем возрасте при зачислении в армию, налил чашку горячего чая и передал ее своему командиру.
— Что-то не так, Дмитрий, — тихо заметил Готорн.
Дмитрий смотрел на Готорна, поглаживая свою седую бороду; его старое, иссеченное морщинами лицо расплылось в улыбке.
— Вот почему ты мне так нравишься, мой капитан, и я люблю слушать тебя. Другие капитаны-янки всегда говорят, что все будет хорошо. А ты не играешь с нами в игры, будто мы дети. Да, я тоже чувствую, что-то не так, — тихо проговорил Дмитрий. — Я знаю тугар. Они не глупый народ. Пять раз мы ускользали от них по ночам. Сегодня — шестая ночь. Боюсь, что они следуют за нами по пятам.
— Подними всех остальных. Пусть выставят линию сторожевого охранения, — тихо сказал Готорн. — А я пойду поговорю с полковником.
Готорн пробирался через низкий кустарник на мерцающий огонек костра и наконец вышел в круг света. Винс Россиньоль, который всего несколько месяцев назад был сержантом, сидел, опершись спиной о дерево, и потягивал маленькими глотками чай из чашки. Готорн подошел к нему и отдал честь.
— Сэр, это, может быть, прозвучит смешно, но в воздухе витает что-то… Я приказал всем моим солдатам встать под ружье на весь остаток ночи.
Россиньоль устало кивнул и поднялся на ноги.
— Только что сообщили от Ганса. Он тоже что-то чувствует. Мы дадим людям поспать до рассвета, а при первых лучах солнца отойдем к перевалу.
Россиньоль посмотрел на небо, покрытое низкими темными тучами.
— Проклятый дождь, если он так и будет идти, эти кремневые затворы станут бесполезны. Черт возьми, я бы хотел, чтобы…
— Тугары!
Готорн резко обернулся. Раздался глухой хлопок мушкета, еще один, и вдруг со всех сторон на них обрушилось душераздирающее улюлюканье тугар, которое было так похоже на знакомый вопль мятежников-южан.
— Господи Иисусе! — вскричал Россиньоль и сделал несколько шагов назад с недоумевающим выражением на лице. Руки его слабо хватались за стрелу, вонзившуюся в грудь, а затем, как будто его ноги превратились в водяные мешки, он сполз на землю и застыл.
— Капитан!
Готорн инстинктивно пригнулся. Он услышал свист стали, рассекающей воздух у него над головой, и затем вопль боли. Подняв голову, он увидел возвышающегося над ним тугарина с мечом в руках. Тугарин сделал несколько нетвердых шагов и упал. Над ним стоял Дмитрий, а штык его был воткнут в спину тугарина.
Еще одна фигура, круша все на своем пути, выскочила из леса. Дмитрий, низко нагнувшись, изо всех сил ударил это существо в живот, отбросив его в сторону.
— Капитан, сделайте что-нибудь! — крикнул Дмитрий.
— Проклятье, Россиньоль не должен был умирать!