Поделом мне. Я не оправдала его доверия. Пусть из лучших побуждений, все равно. Не оправдала.

Некрасиво поступил и он – утаил от меня, что отправился на встречу с Синди, – но я провинилась перед ним гораздо больше. По собственной воле оскорбила его.

Глаза наполнились слезами, и горячо захотелось вдруг очутиться на ступенях собственного дома. Все прочие желания затмило одно – вернуться домой.

Потому я достала телефон и позвонила единственному в мире человеку, который мог дать совет или привести в чувства.

Послышались три гудка, потом голос Нельсона:

– Что на этот раз? – Он вздохнул. – ПО– ТВОЕМУ, ЭТО ШКОТОВЫЙ УЗЕЛ, ЛИНН? ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ИЗ-ЗА ТВОИХ НОГТЕЙ ПАРУСНИК РАЗБИЛСЯ О СКАЛЫ В ЩЕПКИ? ПОПРОБУЙ ЕЩЕ РАЗОК!

– Ты ошибся! – взвыла я. – Я послушалась твоего совета, но теперь все так запуталось, что с Джонатаном нам точно не быть. Наверное– Наверное, мне лучше вернуться домой!

Нельсон снова вздохнул и велел кому-то из помощников на время его заменить, мне даже показалось, ему ответили: «Есть, капитан!». Судя по всему, мальчишка.

– Итак, выкладывай, и, пожалуйста, в подробностях, но побыстрее, – сказал Нельсон, однако голос его прозвучал довольно мягко.

Я насколько могла быстро и просто описала свое жуткое положение. Свистки и щелчки, раздававшиеся из трубки, немного сбивали с толку, но я, хоть и всякий раз вздрагивала, говорила и говорила дальше.

– Ясно, – произнес наконец Нельсон. – Насколько я понимаю, ты ввязалась в эту историю из своего извечного стремления помочь кому угодно, только не себе? И доказать Ремингтону Стилу, что и в Нью-Йорке ты столь же находчива, как в Лондоне?

– Естественно! Не ради же собственного удовольствия я обрекла себя на унижение!

– Господи, какая же ты глупая! – Еще один вздох.– Ужасно милая, но глупая. Короче, самое главное: не возвращайся домой.

У меня екнуло сердце.

– Вообще?

– Да нет же! Сейчас, а то сложится впечатление, будто ты правда что-то натворила. Но ведь

ты не изменяешь Ремингтону, не работаешь втайне от него и не лжешь. Если уедешь домой, он подумает, что ты вся в грехах. Просто выжди время, дай ему успокоиться, потом объяснишь, что ты не прикидывалась подругой Годрика, а всего лишь ему помогала. Да, конечно, ты должна была предупредить Ремингтона заранее, но скажи, не желала, чтобы он волновался.

– Думаешь? – неуверенно спросила я. – Нет, я этого не вынесу. Джонатан в бешенстве.

– Мелисса, – сказал Нельсон, – если этот образцовый агент по недвижимости в итоге на тебе женится, ему еще не раз предстоит терпеть твои выходки и впадать в ярость. Он должен понять, что ты действовала из самых добрых побуждений, осознать, что с такой женой будет гораздо приятнее и интереснее, нежели с покорной овечкой, что беспрекословно выполняет любое распоряжение. Если он любит тебя, непременно простит.

По моим щекам текли ручейки слез, но уголки губ приподнялись в слабой улыбке.

– Спасибо, – пробормотала я. – Знаю, тебе он не слишком нравится.

– Не то чтобы… Понимаешь, хм, просто я не уверен… – Видимо, Нельсон решил не делиться со мной тем, что пришло ему на ум. И внезапно произнес совсем другим тоном: – Послушай, Мелисса, все очень просто: подумай, как бы на твоем месте поступила бабушка. Готов поспорить, ей доводилось бывать в подобных ситуациях. Может, спросишь совета у нее?

– Нет, – ответила я, глядя поверх изгороди на парк. – Нет, в этом нет необходимости. Я хотела… поговорить с тобой.

– Чудесно, – грубовато произнес Нельсон. – Как там дела с квартирой? Все нормально?

Странно, но эти простые вопросы успокоили лучше, чем целый час сочувственных ахов и охов.

– Да, я забежала на минутку, когда была в Лондоне. По-моему, все идет своим чередом. – Я мгновение поколебалась. – Только Габи, если не ошибаюсь, не особенно часто там появляется. У нее вроде бы уйма своих дел.

– Да, – сказал Нельсон. – Насколько я знаю, она теперь постоянно на вечерах и праздниках, сопровождает Роджера.

– Серьезно? – осторожно спросила я.

Что еще ему известно?

– Вполне серьезно. – Голос Нельсона звучал даже весело. – В общем, нам с тобой нельзя задерживаться, а то, чувствую, они наломают дров. Верно?

Казалось, он ни капли не тревожится, и я задумалась: не рассказать ли ему, что его подруга, которая на пристани умывалась слезами, теперь и не думает горевать в разлуке. Впрочем, меня это не касалось. С другой стороны, Роджер был лучшим другом Нельсона. А я дружила с Габи. Ее похождения с Роджером могли закончиться плачевно для всех четверых.

– С удовольствием слушал бы и слушал, как ты хныкаешь из-за океана, но на мне ответственность за проверку палубных работ, а тебя ждет бойфренд, с которым надо наладить отношения. Увидимся через несколько недель?

– Да. Буду встречать вас на пристани, с платочком в руках, капитан! – пообещала я.

– Устрой все так, чтобы твой обожаемый американец стоял с тобой рядом, – ответил Нельсон, перекрикивая грохот на заднем плане, и связь прервалась.

Только бы сорванцы не устроили ему темную, подумала я, за то, что, вопреки запретам, он болтает по сотовому. Юнги способны на любые выходки.

Я положила телефон в сумку и еще минуту посидела, собираясь с духом. Следовало вернуться в дом Джонатана и попытаться наладить то, что по моей милости разрушилось. Даже если окажется, что ничего уже не вернешь. Дабы не терзаться потом мыслью, что я трусливо сбежала от собственных проблем, или не прикидываться, что кого-то не существует на свете. А точно знать, чем все закончилось.

Я все еще подумывала, не позвонить ли мне в «Бритиш эруэйз» и не улететь ли первым рейсом домой, когда поднималась по ступеням к парадной двери. Может, Джонатан прав: я не понимаю нью-йоркских законов, а потому живу, руководствуясь лондонскими представлениями о жизни. Точно слушаю знакомую песню, что исполняют на иностранном языке, и, когда пытаюсь подпеть, не попадаю в такт.

Однако, снова и снова прокручивая в уме слова Нельсона, я таки заставила себя войти в дом. Джонатан сидел на кожаном диване в гостиной и невидящим взглядом смотрел в пустоту. Лампы не горели, лишь на темных стенах играли желтые пятна фонарного света, пробивавшегося сквозь ветви деревьев за окном. Джонатан до сих пор не решил, покрасить ли стены или покрыть обоями.

Я было сделала шаг к выключателю, решив зажечь потолочную люстру, но остановилась.

Храбрец, заметив меня, рванул ко мне через комнату, постукивая коготками по деревянному полу. Я взяла его на руки, и он стал лизать мои щеки. Не особенно помогая, но придавая уверенности.

– Джонатан, прости меня, – заговорила я. – Понимаю, тебе больно. Поверь, я вовсе не желала обидеть тебя или поставить в неприятное положение. Именно поэтому и надела парик – чтобы меня никто не узнал.