Эндрю Лоуренс Кин, не стыдясь и не опуская головы, вытирал слезы. Люди толпились вокруг, не обращая внимания на его присутствие, все старались подойти поближе к центру. Полковые знамена, подхваченные чьими-то руками, гордо реяли в ночном воздухе.

Эндрю отошел на несколько шагов и остался один. Вот из толпы выбрался Гейтс, его глаза сияли от восторга. Он подошел к Эндрю, хотел что-то сказать, но не смог; вытянул руку, как бы пытаясь дотронуться до Эндрю, потом молча повернулся и устремился во тьму, по направлению к городу.

Эндрю поднял голову к небу.

— Милостивый Боже, даруй им победу в завтрашнем бою, — прошептал он.

Потом повернулся и пошел прочь от костра.

— Эндрю!

Он повернулся и увидел Пэта, стоящего неподалеку. Эндрю подошел ближе.

— Ты слышал? — шепотом спросил он, все еще находясь под впечатлением прозвучавших стихов.

Пэт кивнул и откашлялся.

— Хоть он и был чертовым англичанином, он умел обращаться со словами, — правда, умел.

— Боже, если бы мы могли завтра победить! — прошептал Эндрю.

В душе его еще звенело приподнятое чувство, но холодная реальность уже стягивала кольцо тьмы.

— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, — произнес Пэт и увлек своего друга подальше от толпы.

Эндрю шел сквозь тьму вслед за Пэтом, но вдруг увидел какую-то фигуру и резко остановился. — Эндрю Кин, это ты?

— Музта! — ошеломленно прошептал он в ответ.

Наступил рассвет третьего дня битвы. Из покрытой туманом долины донеслось пение мерков, звуки ширились, становились все громче, все ближе.

Эндрю стоял на вершине холма и наблюдал.

На высоте около тысячи футов Джек Петраччи высунулся из кабины и посмотрел вниз. Двигатель аэростата негромко работал на холостом ходу, пропеллер еле-еле поворачивался. Красный диск солнца показался над восточным краем горизонта, обещая еще один невыносимо жаркий день. Джек оглянулся на Федора и мрачно усмехнулся.

Они составили собственный план. Во время полета на юг в тусклом предрассветном свете Джек даже не был уверен, найдет ли он армию на том месте, где она стояла накануне. После прорыва мерков все телеграфные линии бездействовали, железная дорога была разрушена во многих местах. При первых проблесках костров на холмах, при виде окружавших их человеческих фигур почувствовал некоторое облегчение.

Но теперь, после того как он сделал круг над позициями, Джек понял, что все кончено. Там, где еще два дня назад стояли дивизии, теперь находились в лучшем случае неполные бригады. Войска подтягивались к центру, как будто Эндрю неведомым образом разгадал намерение врага. И его догадка, как видел Джек, оказалась верной. В самой середине долины строился плотный блок из десятков тысяч мерков, их штандарты и верхушки копий ясно виднелись даже сквозь предутренний туман, начинавший уже рассеиваться под первыми лучами солнца. С флангов подходили еще воины, готовые развить атаку в северном и южном направлениях, но основной удар был направлен прямо на восток, как будто мерками управлял древний инстинкт, заставляющий их во время бесконечных кочевий поворачивать коней к восходящему солнцу.

Кар-карт Тамука, стоя в стременах, наблюдал за последними клочками уходящего тумана. Можно еще чуть-чуть подождать. Сегодня не должно быть ни дыма, ни тумана. Пусть скот ясно видит, что на него из долины в боевом порядке надвигаются десять уменов. Чем дольше он смотрел на склоны холмов, тем сильнее ощущая уверенность, тем острее чувствовал отчаяние Кина. Тамука громко расхохотался.

Эндрю окинул взглядом командующих корпусами, собравшихся вокруг него.

— Удар будет нанесен здесь. Я хочу, чтобы все полки, все солдаты, способные держать оружие, собрались в центре. Если уж нам суждено умереть, мы умрем все вместе, на этой земле.

Он обвел глазами людей, с которыми пережил так много испытаний, и улыбнулся.

— Мы всего лишь солдаты, и нам предстоит тяжелая работа, — произнес он, отыскал взглядом Григория, и тот кивнул ему в ответ.

Подскакал верховой курьер, достал из-за отворота рукава лист бумаги и протянул его Эндрю, затем направился дальше вдоль линии обороны.

Эндрю улыбнулся. Это был экземпляр «Гейтс иллюстрейтед», состоявший из одной странички, на которой было напечатано выступление Григория на латинском и русском языках. На обороте был изображен боевой флаг Объединенной армии республик. По мере продвижения курьера в рядах солдат слышались одобрительные возгласы, цитаты из речи и стихи.

— Джентльмены, — произнес он, — никогда еще я не испытывал такой гордости за свою армию и ее командиров. Неважно, чем закончится сегодняшний день, победим мы или проиграем, память о нас останется навеки. Если нам суждена победа, сегодняшний день, как сказал Григорий, будет памятной датой, в годовщину которой мы будем засучивать рукава и демонстрировать славные шрамы.

Эндрю опустил голову и ненадолго задумался.

— А если сегодня нам суждено закончить жизнь на этой планете, мы встретимся снова, посмотрим друг на друга и улыбнемся, наша дружба продолжится в лучшем из миров, я в этом уверен. Здесь же память о нас не исчезнет, мы дали толчок движению, которое невозможно остановить. Наши души вернутся сюда, и мы завоюем сердца миллионов людей, они снова поднимутся на борьбу с нашими именами на устах. Мечты о судьбе этой планеты, за которую мы сражаемся, никогда не умрут, пока живет человечество, это мечты о свободе, о равенстве и братстве. За эти идеалы стоит умереть, и я клянусь, они будут жить вечно.

В долине прозвучал сигнал одинокой нарги. к ее хрипловатому голосу присоединились десятки других.

— Да пребудет с вами Господь в этот страшный день!

Эндрю повернулся и пошел через поле вдоль выстроившейся армии. Громкие крики зародились в центре, где под высоко поднятыми знаменами стояли солдаты 35-го полка и 44-й батареи.

— Кин, Кин!

Вот они распространились влево и вправо, охватили весь фронт и громким эхом прокатились по холмам. Эндрю подошел к боевым знаменам и отдал честь; восторженные крики стали еще громче, когда он повернулся, встал перед фронтом и обнажил саблю. В долине раздался гром копыт надвигающейся конницы.

Кэтлин стояла у открытого входа в палатку. На юго-западе была ясно видна разворачивающаяся битва, в утреннее небо поднимался дым, грохот орудий заставлял вибрировать воздух. В рядах раненых, заполнявших все пространство вокруг палатки, было тихо; все, кто мог сидеть или стоять, молча наблюдали за сражением. С поля боя уже потянулись новые раненые.

Выходящий из палатки солдат задел Кэтлин. Молодой римлянин опирался на плечо русского, и оба, поддерживая друг друга, направились с мушкетами за плечами в сторону фронта; за одним из них волочился по земле окровавленный бинт. Вслед за ними стали подниматься и другие, все они шли с трудом, но хотели умереть в бою.