— Послушайте, — продолжал Ари, — спасибо, что зашли, это очень мило с вашей стороны, я тронут, но мне хотелось бы побыть одному, и…

— А нам бы не хотелось оставлять тебя одного. На, выпей кофе, — Ирис протянула ему чашку.

Маккензи отказался и снова откинулся на спинку дивана.

— Ну-ну, хватит валять дурака, Ари. Вот уже четыре дня, как ты сидишь взаперти и не отвечаешь на звонки. В чем дело?

Ари промолчал.

— Дай угадаю: поссорился с Лолой?

— Не желаю говорить об этом, Ирис. И вряд ли Кшиштофу это интересно.

— Хотите, я оставлю вас вдвоем? — спросил телохранитель.

— Нет! — ответил Ари.

Ирис приподняла футляр:

— Так это и есть знаменитые страницы?

— Осторожно, они хрупкие! — зарычал Маккензи.

— Ах-ах! — бросила она насмешливо. — Кажется, я наступила на больную мозоль… Можно посмотреть?

— Как хочешь, — вздохнул он, — только не повреди их!

Ирис осторожно открыла футляр и одну за другой перебрала страницы. Залевски следил за ней краешком глаза.

— Они означают шесть дней Творения?

— Что?

— Твои шесть листков — шесть дней Творения?

Маккензи сел на диване:

— С чего ты это взяла?

Ирис воздела руки:

— Да сама не знаю… Здесь шесть страниц, как шесть дней, а на этой, похоже, изображены Адам и Ева. Вот и все. Это напомнило мне шесть дней Творения, поэтому я так и сказала…

Маккензи тут же вспомнился перевод фразы Виллара: «Если ты, как я, предназначен для творения, ты поймешь порядок вещей». Он подошел к столу и одну за другой поднял страницы.

— Знаешь, а не такая уж это и глупость, — сказал он внезапно прояснившимся голосом, словно Ирис наконец вывела его из оцепенения.

— Спасибо.

— Не достанешь из стенного шкафа Библию? — попросил он, не отводя глаз от квадратов Виллара.

Ирис с улыбкой поднялась:

— Ну наконец-то! Ты вернулся к старой доброй привычке обращаться со мной как со служанкой. А я уже начала волноваться.

Обогнув большой телевизор, она достала книгу.

— Прочти-ка мне начало Книги Бытия.

Ирис открыла Библию, пролистала несколько страниц и прочитала вслух:

— «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один».

— Выходит, первый день Творения соответствует свету? — взволнованно спросил Ари.

— Вроде того.

Он потер щеку и повернул голову к приятельнице:

— Если вспомнить порядок, в каком совершались убийства, первый квадрат — вот этот.

Он показал ей одну из шести страниц:

— Видишь витраж?

— Да. Красиво.

— Это розетка Лозаннского собора. А в пояснении к нему Виллар говорит: «Кто умеет читать то, что написано на ста пяти стеклах этой розетки, знает тайны мироздания, но для этого надо, чтобы стекло сослужило свою службу». В том смысле, что стекло пропускает свет. Предположим, этот рисунок символизирует свет…

— Эээ… Да. Как скажешь, — ответила Ирис неуверенно.

— Давай читай дальше, — поторопил ее Ари.

— Есть, шеф! «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день второй».

— Выходит, второй день Творения — это небо?

— Да.

— Посмотри-ка, рисунок на втором квадрате — астролябия, инструмент, с помощью которого читают звезды на…

— Небе?..

— Ну да. И текст Виллара под ним не оставляет сомнений: «Я видел то устройство, которое привез сюда Герберт Аврилакский, раскрывающее нам тайны того, что есть в небе». Продолжай.

Ирис снова склонилась над Библией:

— «И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. И назвал Бог сушу землею…»

— Я так и знал! — оборвал ее Ари. — И это тоже подходит! На третий день Бог создал землю. Так вот, на третьем квадрате нарисована статуя Черной Богоматери, которая была символом земли у друидов, упомянутых Вилларом. К тому же статуя закопана в склепе святого Фульберта в Шартре, то есть внутри земли, причем в часовне Богоматери-под-Землей.

— Наверно, ты прав.

— Еще бы! А четвертый день?

— «И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю. И стало так. И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды…»

Ари недовольно поморщился:

— Звезды? А при чем тут они? Разве что я ошибся насчет неба и четвертому дню соответствует астролябия…

— Да почему? — Ирис подошла поближе. — Если следовать порядку убийств, какой квадрат четвертый?

— Вот этот, — сказал Ари, указав страницу на столе. — На рисунке изображен морской гребешок, вырезанный на больнице Святого Иакова, вероятно, в Фижаке.

— Больница Сятого Иакова?

— Ну да… На пути паломников к гробнице святого Иакова Компостельского.

Тут вмешался Залевски.

— Возможно, все дело в этимологии, — сказал он застенчиво.

— Вы о чем?

— По-моему, «Компостелла» значит «Поле звезд».

Ари удивленно улыбнулся.

— Поле звезд! Вы правы! Тогда и это подходит. К тому же это объясняет слова Виллара: «Иногда надо уметь читать символ внутри символа». Раковина символизирует Компостеллу, которая, в свою очередь, символизирует поле звезд. Получается, что четвертый квадрат действительно олицетворяет звезды, а следовательно, четвертый день Творения. Дай угадаю, Ирис: держу пари, пятый день Творения соответствует животным, — взволнованно проговорил Ари, указывая страницу, на которой была изображена резьба на капители из церкви в Воселле.

Ирис прочитала следующий отрывок из книги Бытия:

— «И сказал Бог: да произведет вода животных в изобилии; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной». В точку, дружок!

Ари взял последний квадрат с миниатюрой, изображавшей мужчину и женщину.