— Ты мне не веришь? — спросил он. Напуганная тоном его вопроса она честно призналась:

— Я н-не з-знаю!

Эта искра взорвала все, что в нем дремало. Он обхватил ее и стал трясти, как собака крысу. Волосы ее растрепались, шиньон, который она надела, упал.

— Разве я когда-нибудь солгал тебе? — Задал он вопрос мягким тоном. — Ну зачем мне делать это, если все последние недели я пытаюсь научить тебя верить мне. Неужели все мои усилия пошли насмарку? Неужели твое отношение ко мне так мелко, что дед одним жестом способен разрушить все то, что мы сообща строили еще с первой встречи на балу?

Фиолетовые глаза смотрели в серые, такие близкие.

— Нет, я верю тебе, — покачала головой Бет. Потом, стараясь пояснить, в чем дело, — она быстро заговорила:

— Дон Фелипе — настоящий негодяй, и он напугал меня. — В ее глазах была мольба, когда она продолжила признание:

— Он планирует заставить тебя жениться на мне.

Рафаэль остановил ее:

— Я пришел к этой мысли без его помощи. Сердце ее остановилось в груди, и она испуганно спросила:

— Так ты собираешься не дать ему добиться этого?

Рафаэль рассмеялся:

— Ты так напугана, как будто мысль выйти за меня замуж — что-то невероятно страшное! — Это кое от чего зависит, — отважилась выговорить теперь Бет, когда руки, лежащие на ее плечах, нежно ласкали ее, а не трясли грубо и резко.

Он притянул ее к себе и, лаская губами завитки на висках, спросил осевшим голосом:

— Что это «кое что», от которого так много зависит? Нервно теребя пуговицу на груди блузки, она прошептала:

— Это зависит от того, по какой причине ты собрался жениться на мне.

Они стояли рядом и оба понимали, что, пожалуй, в их короткой совместной жизни не было более важного, так много определяющего момента, момента истины.

Она чувствовала себя настолько тепло и уютно в его руках, что ей не хотелось, чтобы он позволил ей уйти. И наконец, облекая свои мысли и переживания целых недель и месяцев в слова, которые как будто вырвались из его груди, он торжественно произнес:

— О Иисус, да потому что я люблю тебя, Англичанка! Разве это недостаточная причина, чтобы выйти за меня замуж и выпустить меня из той жалкой ситуации, в которую я себя сам загнал?

Он намеревался сделать свое признание в более торжественной обстановке. Но для Бет это было главным — услышать то, что она хотела: он любит ее!

Ее глаза наполнились такой огромной любовью к нему, которую она была вынуждена прятать до этого момента, что у Рафаэля от ее взгляда перехватило дыхание.

Немного ослабив руки, словно опасаясь теперь повредить ее нежное тело, колеблясь, будто бы боясь поверить в то, что было и так достаточно очевидным, он начал:

— Англичанка, ты…

Бет кивнула, импульсивно обняла его за шею и мягко прошептала:

— Я любила тебя с первого дня… — Тут глаза ее затуманились. — Любила и тогда, когда ты этого не заслуживал…

Она почувствовала, как его тело напряглось, он так обнял ее, что она почувствовала, как между ними появилась некая особенная, не изведанная ранее близость. Бет с радостью отдала ему свои губы, всю себя, ее руки остались обвитыми вокруг его шеи. Они были единым целым. Наступил момент, ради которого она жила всю жизнь — наконец ее романтический любовник, являвшийся в сновидениях, тот, кто охотился за ее думами, стал реальностью, ее собственной реальностью.., так же, как она всегда принадлежала только ему.

Но, к сожалению, они пребывали в реальном мире, и им еще предстояло преодолеть многое. Рафаэль прервал поцелуй и тихо сказал:

— Нам надо поговорить. Жалко тратить на это дорогое время, но мой дед поставил нас в малоприятное положение.

Глаза Рафаэля стали, как обычно, твердыми и жестокими, и он пояснил:

— Англичанка, я не должен позволить ему диктовать мне когда, где и на ком мне следует жениться. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, но без какого-либо его вмешательства. Я всю жизнь ждал, когда ко мне придет любовь, и не позволю ему осквернить наши чистые чувства. Надеюсь, ты меня понимаешь?

Бет кивнула, действительно очень хорошо понимая, что он имеет в виду. Дон Фелипе был способен испортить все в их отношениях, и она просто тихо спросила:

— Ну, а что же мы будем делать?

— Если ты не возражаешь быть обвенчаной быстро и тихо, то мы можем это сделать уже завтра вечером в Сан-Антонио. А может быть, тебе хотелось бы дождаться больших торжеств? Ведь в первом случае не будет сотен гостей и огромных букетов.

Бет мягко улыбнулась ему:

— Я уже один раз прошла через это, и счастья не было. — Она приблизилась к нему и поцеловала его теплые губы:

— Рафаэль, мне нужен ты, мой муж, а не торжества по случаю выхода замуж.

Он чуть не застонал от избытка эмоций.

— Ты же знаешь, что и у меня были торжества, а жизни не было. Давай, связывая судьбу друг с другом, забудем о том, что было когда-то. То была не наша общая, а другая жизнь. — В его глазах появилась твердость. — Ты — моя! Я люблю тебя и ни с кем не хочу делить тебя, даже с воспоминаниями, особенно с воспоминаниями о другом мужчине!

— Замолчи, — попросила Бет, — когда-нибудь я расскажу тебе правду о Натане, только не сегодня. Сегодня — наша ночь, и никого постороннего нам не надо. Никого и ничего. Мы начинаем с сегодня.

Радостная улыбка осветила его лицо.

— Ты вдруг стала мудрее, моя голубка. У нас много в прошлом такого, о чем надо забыть, правда? Но есть и то, чего я забыть не могу.

Неожиданно сердце ее захолонуло:

— Что ты имеешь в виду?

Его лицо вновь стало приветливым, и он почти нежно сказал:

— То, как ты смотрела на меня на балу у Коста. Разве я могу забыть этот взгляд! Или сладость твоих губ, когда я их поцеловал впервые. Разве ты хочешь, чтобы я забыл об этом? Да я и не смог бы. Я не забуду и твое нагое тело там, в доме свиданий, из-за этого вот уже несколько лет я нахожусь в полубезумном состоянии.

Бет склонила голову ему на грудь и низким волнующим голосом произнесла:

— Наверное, как ты заметил, многое из прошлого мы не сможем забыть, а то и не захотим. Но…

Она замолчала и посмотрела на него, пытаясь понять, поверил ли он, что она оказалась в объятиях Лоренцо не по своей воле. Ей было так важно знать это, и она храбро задала самый важный для себя вопрос:

— Ты мне веришь, что я сказала полную правду про тот проклятый день?

Это был единственный вопрос, которого боялся Рафаэль. Он до сих пор не мог определить свое отношение к той ситуации. Но видя эти фиолетовые глаза перед собой, в чьей честности теперь он не мог сомневаться, видя эти нежные губы, он с легкостью ответил: