— О госпожа, я самая несчастная женщина на свете, и помочь-то мне некому.

— Недосуг мне твои сказки слушать, — ответила та. — Знаю я, что у тебя за беда приключилась: муж твой пропал неведомо куда и свинья, того гляди, околеет. Как первой беде помочь, я не знаю; а что ты мне дашь, коли я справлюсь со второй?

— Помоги, а я отдам тебе всё, что захочешь, — нимало не раздумывая, согласилась глупая женщина.

— На том и ударим по рукам, — подхватила леди.

Ударили они по рукам, и странная леди пошла в свинарник. Там она вытащила из кармана крохотный такой пузырёк, пошептала что-то вроде: «Туда, сюда, святая вода» — и побрызгала свинье на пятак; свинья тут же вскочила на ноги, как ни в чём не бывало, и ну давай уплетать пойло. Хозяйка, видя такое, тут же повалилась на колени и принялась бы целовать зелёные юбки странной леди, да только та её остановила:

— Нечего тут церемонии разводить, к делу. Добра у тебя никакого нет, так что в уплату возьму у тебя твоего сыночка.

Тут только хозяйка поняла, кто перед ней, и давай просить и умолять фею, чтобы та сжалилась над ней, и так жалобно, что фея наконец сказала:

— Мне нужен твой паренёк, и я его получу; но вот что я тебе скажу: по нашим законам я могу забрать его не позднее третьего дня, а если ты угадаешь моё настоящее имя, то он останется с тобой. — И с этими словами фея исчезла.

Весь день напролёт хозяйка горевала да целовала своего мальчика ненаглядного, а ночью лежала без сна и перебирала разные имена, которые приходили ей на ум, но всё было не то. Второй день клонился к вечеру, когда она решила, что в доме ей ничего хорошего не придумать, а лучше пойти в лес — авось, свежий воздух поможет. Взяла она своего малыша и вышла. Ходила она по лесу, бродила, пока не оказалась у старой каменоломни, которая вся заросла дроком, а на дне весело журчал ручей. Подкралась хозяйка к краю обрыва тихо, как; мышка, и видит — внизу сидит странная леди в зелёном платье, прядёт и поёт песенку:

Ах, хозяюшка не знала,

Что Вапити Стури ей помогала!

Тут хозяйка подумала: «Ну, теперь-то я знаю слово!» — и с лёгким сердцем вернулась домой, хотя прежде у неё на плечах словно камень лежал.

Наутро решила она подурачить фею, села опять на приступочку у двери, натянула передник на голову и давай выть, словно в большом горе, а тут и старая леди, откуда ни возьмись, идёт вверх по холму, да так легко, словно девушка молоденькая. Подходит к хозяйке и говорит:

— Ты знаешь, зачем я пришла! Отдавай должок!

— Ах, госпожа моя! — отвечает хозяйка. — Не забирай моего мальчика, возьми лучше старую свинью!

— Нет, мне нужен мальчик, и без него я отсюда не уйду, — говорит фея.

— Возьми меня, госпожа, — предлагает хозяйка, — только пощади бедного малютку.

— Да на что ты мне нужна, пугало никчёмное? — возмутилась фея.

Ну, хозяйка наша знала, конечно, что она не красавица, но оскорбления терпеть не привыкла. Поднялась она на ноги, сделала фее книксен, будто знатной даме, и говорит:

— Может статься, что убогая вроде меня недостойна и шнурки на башмаках высокородной принцессы Вапити Стури завязывать.

Тут фея как подскочит да как побежит с холма вниз, только её хозяйка и видела. Тогда она взяла своего сынишку на руки и вошла в свой домик, гордая, как собака о двух хвостах[330].

Эта корнуэльская версия сказки «Том Тит Тот» посвящена строительству церкви.

Жил-был в одной дальней стране король, и захотелось ему построить собор, да такой, чтобы краше во всём королевстве не сыскалось; всё уже было готово к строительству, фундамент заложен, и тут опустела королевская казна, и король не видел другого способа закончить начатое, кроме как обложить подданных тяжёлыми налогами. И вот однажды пошёл король в горы побродить в одиночестве да подумать, как бы ему собор достроить, как вдруг видит — навстречу ему старичок-лесовичок.

— О чём задумался? — спрашивает.

— Как же мне не задуматься, — отвечает король, — когда затеял я строить великий собор, а денег взять негде.

— Ну, об этом больше не печалься, — говорит ему старичок. — Церковь я тебе сам построю, да такую, что во всём королевстве не видано, и денег не возьму ни гроша.

— А что же ты тогда с меня попросишь? — спрашивает король.

— Коли угадаешь моё настоящее имя раньше, чем я дострою твою церковь, — говорит карлик, — так и быть, за так построю; а не угадаешь — отдашь своё сердце в уплату.

Понял тогда король, что не простой перед ним старик, а горный гном; но, думая, что, может, умрёт, так и не увидев своей церкви, согласился: какая ему разница, что после смерти случится с его сердцем.

Собор рос как по волшебству. Днём никаких работников и близко видно не было, зато, что ни ночь, толпы карликов сбегались со всех сторон, и работа кипела. Король только и знал, что придумывал всякие улучшения, но не успеет он пожелать чего-нибудь, глядит — наутро всё уже готово, так что скоро он совсем отчаялся. Пошёл он снова в горы подумать, что бы ещё такое приказать. Бродил, бродил и набрёл на большую пещеру. Там стоял небывалый рёв: младенец-гном орал во всё горло, а мать его укачивала и пела такую песенку:

Тише, тише, мальчик мой;

Тише, не кричи;

Скоро Грязное Поветрие придёт,

Новую игрушку принесёт,

Принесёт он сердце короля,

То-то будет радость у тебя!

Голос у матери был громкий и грубый, но не было для короля слаще музыки на свете, ведь в песне упоминалось имя его недруга. Крадучись отошёл король от пещеры, да как припустил, так и бежал до самых городских ворот. Когда он вбежал в город, уже стемнело, а гном на самом высоком шпиле нового собора устанавливал флюгер. Король остановился и крикнул во весь голос:

— Эй, Грязное Поветрие, смотри, не перекоси флюгер-то!

В ту же секунду гном со страшным грохотом рухнул с башни и разбился вдребезги, точно стеклянный. А флюгер на том соборе так по сей день и стоит криво.

Так называют фею — покровительницу прях в графствах Шотландской Границы. Полная интересных подробностей сказка о ней записана в манускрипте Уилки, собрании фольклорных историй, сделанном студентом-медиком для сэра Вальтера Скотта.

Жила-была в Селкеркшире одна хозяйка, и была у неё дочка, прехорошенькая бездельница, которая никогда не сидела за прялкой, а всё бродила по полям да лугам и собирала цветы. Хозяйка билась-билась, пытаясь заставить дочку прясть, да всё без толку. И вот однажды женщина потеряла всякое терпение, выдрала дочку как следует, кинула ей семь охапок льна и пригрозила, что если через три дня она их не перепрядёт, то пусть бережётся. Девушка знала, что с матерью шутки плохи, и взялась за работу всерьёз, но, как ни старалась, за целый день только и спряла несколько футов неровной, покрытой узелками пряжи, зато все пальцы себе измозолила. Когда стемнело, девушка выплакалась как следует, да так со слезами и уснула. Проснулась поутру, поглядела на свою никчёмную работу и опять расстроилась. «Никакого с меня толку не выйдет, — подумала она. — Пойду лучше погуляю». А утро было ясное, солнечное, и вот вышла она на улицу, спустилась к ручью и побрела вдоль него, пока не утомилась и не присела на полый камень, где и расплакалась снова. Ничьих шагов девушка не слышала, но когда она подняла голову, то увидела рядом с собой старую женщину, которая пряла обеими руками, а нитку протягивала через нижнюю губу, такую длинную, что лучшего для прядения и желать нельзя. Девушка была добрая и воспитанная и, как полагается, пожелала старой пряхе доброго утра, а потом вежливо спросила: