Казалось, я ощущала, как бешено стучит у Амины сердце, и меня тоже стало колотить.

– Что ты такое говоришь? Я должна рассказать полиции, что мы со Стеллой были там вместе?

– Ох, даже не знаю.

Может быть, я в бреду? Идея возникла от полного отчаяния и безысходности. Что это может означать? Мне удастся спасти и Стеллу, и Амину? Но готова ли я подвергнуть их всему тому, что для этого потребуется?

– Думаю, этого делать не нужно, – сказала я. – Если ты расскажешь полиции о том, что вы были вместе, они приложат все усилия, чтобы осудить вас обеих. Чтобы это сработало, нужно подождать до суда.

– Почему?

– Это должно застать прокурора врасплох. Внезапно обнаруживается возможный альтернативный виновник, и суд не может исключить обоснованных сомнений. А если суд вынесет оправдательный приговор, необходимо наличие обширной базы новых доказательств, чтобы прокурор мог снова возбудить уголовное дело. Ни один прокурор не пожелает дважды проиграть один и тот же процесс.

Амина уставилась на меня, открыв рот:

– На суде? Но ведь это может затянуться. Неужели мы оставим Стеллу…

Нет, это немыслимо. Мы не могли так поступить со Стеллой.

– Не знаю, – вздохнула я.

– Лучше будет, если я просто признаюсь…

– Но твое образование, Амина! Все твое будущее…

Перед глазами у меня встала Стелла, сидящая в крошечной обшарпанной камере в изоляторе. Какой матери пришла бы в голову такая мысль: оставить своего ребенка сидеть там? Может пройти несколько недель, а то и пара месяцев, прежде чем дело будет рассматриваться в суде.

– Мы должны сделать так, чтобы Стелла молчала, – сказала я.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы не можем ей всего рассказать. Сама знаешь, какая Стелла несдержанная. Мы должны убедить ее молчать, не посвящая в подробности.

– Ты с ума сошла? Так мы оставим Стеллу сидеть в изоляторе, ничего ей не рассказывая?

– Нет иного способа сделать так, чтобы ни одну из вас не осудили. Я знаю адвоката Стеллы. Он нам поможет.

– Нет, это невозможно, – пробормотала Амина.

Я взяла ее за руку:

– Мы любим Стеллу – она это знает. И когда все останется позади, она поймет, что это было необходимо.

Амина всхлипнула:

– Это я во всем виновата.

Я подумала: правда ли это? Существуют ли ситуации, когда во всем происходящем виновен один-единственный человек? Все, что случается в жизни, зависит от множества разнообразных факторов, которые взаимодействуют самыми разными способами.

Кто виноват в том, что с нашей семьей все получилось так, как получилось?

Порой мне хотелось бы уверовать в какого-нибудь бога, в какую-то высшую силу. Может быть, тогда было бы легче – есть на кого свалить. С другой стороны, даже самые отчаянные фундаменталисты не склонны обвинять своего всевышнего в тех несчастьях, которые рано или поздно на нас обрушиваются. Родиться человеком – значит познать вину.

– Как ты думаешь… Стелла, как бы она хотела, чтобы мы поступили? – спросила я.

Амина посмотрела на меня с отчаянием в глазах. Теперь я держала ее за обе руки, мы словно скрепляли договором наш тайный союз.

Справедливости не существует. Есть только то, что сообща создаем мы сами.

– Стелла уговорила бы нас поступить именно так, – сказала Амина.

Она вышла в прихожую и принесла оттуда полиэтиленовый пакет. Я уже догадалась, что в нем.

Амина зарывается лицом в ладони, и видны лишь вздрагивающие плечи маленькой девочки.

– Вы хотите, чтобы мы сделали перерыв? – спрашивает Йоран Лейон.

Микаэль кивает. Похоже, что и он, и Лейон потрясены услышанным рассказом.

После того как Стелла подверглась изнасилованию, между нами впервые возникли близкие отношения, ранее невозможные. Именно меня она будила среди ночи, когда ей казалось, что она больше не проснется, если заснет. Именно я сидела на краю ее постели и гладила по щеке, когда она плакала. И по мере того как она открывала мне свою душу, я все больше осознавала, как много у нас общего. Тот же страх проявить слабость. Постоянная тревога из-за своего несовершенства. Парализующее отсутствие настоящих чувств и привязанности к другим людям.

– Иногда мне хочется быть похожей на Амину, – как-то сказала Стелла. – Точно знать, кто я и чего хочу в жизни. Меня бесит, что мой мозг как гребаный игровой автомат.

– А я не хочу, чтобы ты была похожа на кого-то другого, – ответила я, проглотив комок в горле. – Ты прекрасна такая, какая ты есть. – И потрепала ее по щеке, однако не решилась взглянуть в глаза. Меня давил стыд – в глубине души мне тоже хотелось, чтобы Стелла была похожей на Амину.

Стелла что-то шепчет Микаэлю, выразительно жестикулируя. Кажется, она раздражена, сбита с толку. Интересно, как она оценивает происходящее?

– Не надо никакого перерыва, – говорит Амина, скомкав очередной платок.

Адам хватает меня за руку:

– Что происходит?

Не оборачиваясь, я говорю ему:

– Тсс!

– Тогда прокурор может продолжать.

Янсдоттер сосредоточенно листает свои бумаги. Помощник указывает ей на что-то в них, делает жесты руками.

– Не понимаю, Амина, – говорит прокурор. – Почему вы не рассказали все это полиции?

– Я не могла.

– А теперь вы можете?

– Я должна, – отвечает Амина. – Ради Стеллы.

Прокурор снова поднимает ручку и подносит ее к подбородку.

– Что произошло после… – Она проглатывает последнее слово. – Что произошло потом, Амина? Вы поехали с Кристофером Ольсеном обратно в Лунд?

– Всю дорогу в машине я ревела. Но у меня не было выбора.

– Почему? Вы могли бы…

– Я так перепугалась! – прерывает ее Амина. – Тут я поняла, что все, о чем рассказывала Линда Лукинд, – правда. Кристофер Ольсен действительно был психопатом. Я пыталась отправить эсэмэску Стелле, но Крис заметил это и отнял у меня телефон. Если бы я только добралась до города, то сбежала бы при малейшей возможности. В сумочке у меня был перцовый баллончик, и я подумала, что если пшикну, когда Крис остановит машину, то смогу выпрыгнуть и убежать.

Йенни Янсдоттер подается вперед, опираясь на локти:

– Почему у вас в сумочке лежал перцовый баллончик?

– Он у меня всегда с собой. Девушка всегда должна быть готова защищаться.

По лицу Янсдоттер видно, что ее не слишком убедил этот ответ, однако она молча делает небольшую отметку в своих бумагах. Потом просит Амину рассказать, что произошло, когда Кристофер Ольсен остановил машину у своего дома.