Спустя шестнадцать месяцев, 5 января 1956 года, Лина отправила телеграмму, в которой сообщила сыновьям, что ожидает отправки в лагерь в Мордовию. Лагеря в Абези были ликвидированы. Теперь она будет находиться всего в 8-10 часах езды от Москвы. В том же месяце ее перевели в один из трех женских лагерей для пожилых и имеющих проблемы со здоровьем. Располагался лагерь в Явасе, примерно в сорока километрах от Потьмы, поселка, численность населения которого в настоящее время насчитывает 4100 человек. Министерство внутренних дел фактически закрепило за Явасом почтовый адрес только в мае 1948 года, через три месяца после того, как Сталин приказал начать строительство особых лагерей и тюрем, предназначенных для якобы опасных политических преступников. Теперь Лине следовало писать и отправлять посылки на почту Яваса, ей был присвоен номер 385/14.

До смерти Сталина и начала ликвидации ГУЛАГа в 1954 году большинство из примерно 3 тысяч женщин в Явасской зоне – общая численность заключенных составляла 23 тысячи человек – трудились на фабриках и заводах, на животноводческих фермах и в колхозах. Тех, кто отлынивал от работы, били, часами заставляли маршировать, лишали сна. На протяжении многих лет рабочие, не получавшие жалованья, производили все, от обуви до костяшек домино и железнодорожных шпал. В женских лагерях от работы освобождались только беременные и кормящие; для матерей с младенцами предназначались отдельные бараки. Хотя мужчины и женщины жили в разных бараках, они могли общаться между собой. В летописи ГУЛАГа сохранились многочисленные свидетельства о гомосексуальных и гетеросексуальных связях, об удачных и неудачных беременностях. Были даже супружеские пары, жившие вместе в отдельных помещениях. Лина опять работала на швейной фабрике, но уже семь дней в неделю, а не шесть, как на Севере.

Когда в 1956 году Лину перевели в Мордовию, заключенных сначала привозили в Потьму, осматривали, регистрировали и уже потом отправляли к месту назначения в теплушках – утепленных вагонах[539]. В других частях Советского Союза вагоны такого типа использовались для перевозки скота; здесь в них перевозили людей. В теплую погоду дверной проем оставляли открытым для вентиляции, но в него вставлялся поперечный брус. Кроме того, устанавливали металлические решетки, чтобы заключенные не могли ни выпасть на ходу, ни сбежать. Первое лагерное подразделение в поселке Молочница, в 15 километрах от Потьмы, было мужским. Через 3 километра располагался поселок Сосновка, лагерное подразделение для мужчин, получивших пожизненное заключение, а за Сосновкой – поселок Леплей, для иностранцев, лиц без гражданства и бесчисленного множества прокуроров и судей, обвиненных в заговоре с ними. Далее шли Ударный, Парца, Озерный и другие мужские и женские лагерные подразделения и так до Барашева, где находились больница и морг.

Сыновья приехали на свидание с Линой в Явас 24 февраля 1956 года. Святослав рассказывал, что они доехали до Саранска, затем пересели на местный поезд, останавливавшийся в Потьме всего на две-три минуты. На маленькой станции Зубова Поляна они с братом просидели целый день в ожидании теплушки, следовавшей по боковой железнодорожной ветке из Потьмы в Барашево. В течение часа допотопный поезд еле полз по рельсам, вдоль которых стеной стоял лес, а когда выехали на открытое место, на сколько хватало глаз тянулись лагеря, окруженные по периметру колючей проволокой, с вышками и фонарями – «как в ночном кошмаре», вспоминал Святослав[540]. На территории современной Мордовии до сих пор находится много действующих тюремных лагерей, хотя теперь условия пребывания и причины осуждения значительно изменились. Сейчас в Потьме подрастает четвертое или пятое поколение потомственных надзирателей.

Святослав и Олег приехали в Явас поздно вечером. Им разрешили переночевать в административном крыле, на столах. Утром их отвели в так называемый дом свиданий – скромно обставленное здание, стоявшее на краю зоны. Одна дверь вела наружу, другая – к баракам. Святослав впервые за восемь лет увидел мать. За все время пребывания в доме свиданий за ними никто не следил – неслыханный случай в истории ГУЛАГа во времена Сталина. Святослав и Олег провели с матерью четыре или пять дней. Святослав оценил деликатность охранников – по словам Лины, это было на них не похоже[541]. В дневнике он описал свидание с матерью так: «После шумных, душных бараков, узких, неудобных дощатых спальных мест, получить отдельную комнату, спать на настоящей кровати, вести нескончаемые разговоры с нами по самой насущной теме (свобода в прошлом, свобода в будущем) было для бедной мамы настоящим праздником»[542]. Святослав добавил, что, несмотря на опухшие, воспаленные глаза – результат бессонных ночей, – мать выглядела почти так же, как в 1948 году, перед арестом, хотя казалась довольно вялой, заторможенной. Он отметил, что, «несмотря на несправедливый приговор, она перенесла расставание с папой тяжелее, чем заключение, ставшее самым тяжелым последствием развода». Страдания мамы, писал Святослав, были связаны с «папой и этой чудовищной несправедливостью»[543].

* * *

Олег уехал из Потьмы в Москву 1 марта, пообещав матери приехать в мае вместе с женой. Святослав оставался с Линой до 4 марта. Они жили, будто на даче – топили печку и даже готовили на ней. На зоне была «коммерческая» и «обычная» столовые. Лина заказала в «коммерческой» торт «Наполеон» и «неочищенную» самодельную лимонную водку[544]. Они с небольшим опозданием отметили 32-й день рождения Святослава. Лина сказала сыну, что, несмотря на более комфортные условия, в Потьме ей тяжелее, чем в Абези, поскольку там ее все знали, и за хорошее поведение ей иногда разрешали ходить в соседнюю деревню и в Инту. Впрочем, даже тогда ей не разрешали переодеться в гражданскую одежду и грозили суровым наказанием, если не вернется вовремя. Однако от побега заключенных удерживали мороз и страх перед поимкой. В Потьме Лина не нашла места для себя, не установила тесных контактов с другими заключенными и администрацией лагеря. Впрочем, ей предстояло выйти оттуда всего через четыре месяца.

Святослав уехал из Потьмы 4 марта. Прощались они на улице, среди сугробов, стоя возле третьего поста на дороге, ведущей от зоны к станции. Дальше Лине ходить запрещалось. Мать и сын обнимали и целовали друг друга. Потом Святослав зашагал через поле к поезду, постоянно оглядываясь, пока мать не скрылась из вида. Лина долго не уходила и обеими руками махала вслед уходящему сыну. Святослав хотел было побежать обратно к ней, но потом передумал, решив не травить матери душу, и продолжил путь…