нам навсегда. Правильно я говорю, товарищи? — Он выпрямился во весь рост и вдруг воскликнул, весь зажигаясь от внутреннего порыва: — Ночь перед решительной схваткой! И перед большой победой!

Однополчане хотя и согласились с товарищем Сергеем, но почему-то весьма сдержанно. А он, юный романтик революции, взволнованный одним тем, что побывал на боевой позиции, не мог сейчас оставаться спокойным, в нем все горело…

— Здесь их ждет полный разгром! — добавил он с большой силой.

— А что, товарищ Сергей, они уже пришли? — спросил тот партизан, который спорил с Петрованом, догадавшись, отчего так взвихрены чувства юного однополчанина.

— Да, товарищ Гордеев, они уже пришли!

— Разведка донесла?

— Они жгут в бору костры!

— Пришли все же… — раздумчиво проговорил Гордеев, будто до этого еще сомневался, что белые доберутся до Солоновки.

— Представляете, товарищи, что будет с ними завтра утром, когда они выйдут к опушке бора? — с необычайной живостью продолжал товарищ Сергей. — Да они, честное слово, вытаращат глаза! Все село сверкает снежной белизной, и на этом прекрасном фоне — красные флаги! Потрясающе! Ручаюсь, у них не выдержат нервы!

— Ну а я чо сказывал? — подал голос Петрован. — Не верили?

— Товарищ Сергей, тут вот хозяйкин сын толковал… — озабоченно заговорил Гордеев. — На самом деле, чо ли, завтра праздник?

— Совершенно верно, — подтвердил товарищ Сергей и весело, одобрительно взглянул на Петрована. — Завтра мы будем праздновать двухлетие нашей революции. Повсюду уже развешаны флаги. Жаль, конечно, мало кумача. Вывесить бы над каждым домом!

— Да ведь с запозданием…

— Я сам не пойму, почему двухлетие отмечается с запозданием, — ответил товарищ Сергей. — И товарищ комиссар не знает. Так, говорит, вышло. Митинг, говорит, состоится после боя, а сейчас читайте листовки.

— Есть?

— Вот она!

Гордеев тут же начал будить однополчан:

— Просыпайтесь, мужики, смена пришла. Да и дело есть.

Стол из кути переставили на прежнее место — в передний угол. Перед товарищем Сергеем, занявшим место под образами, поставили коптилку, на нее боязно было дышать — того и гляди язычок огня, качнувшись посильнее, оторвется и улетит. Разгладив лист серой бумаги, слегка помятый в кармане, товарищ Сергей несколько секунд напряженно всматривался в печатный текст, словно проверяя, сможет ли прочесть его при слабом свете. Потом оглядел всех, кто собрался вокруг стола на лавках, и начал читать. Он читал медленно, явно в угоду слушателям, еще непривычным к восприятию политических воззваний. Только в одном месте, где упоминалось об университетах, он что-то запнулся, должно быть, не мог разобрать, что дальше, и хозяйка немедленно бросилась к коптилке, стала хвататься пальцами за фитилек, совсем не боясь огня.

— Спасибо, — поблагодарил ее товарищ Сергей.

— Здорово прописано! — улучив момент, восхитился листовкой Гордеев. — Все как есть правда. Читай далее…

Вот оно, то воззвание к армии:

«Товарищи солдаты!

Сегодня, 15 ноября, сравнялось два года со дня освобождения трудового крестьянства из-под ига угнетателей — царей, министров и губернаторов, которые целые века ездили на нашем брате. В 1917 году это вековое иго вампиров и буржуазии было сброшено самим народом, были порваны железные кандалы и разрушены каменные стены николаевских тюрем. Народ зажил свободно и начал было уже забывать о казнях кровавого Николая, но жалко своей власти стало приспешникам царя: министрам, патриархам и ихней главной помощнице — буржуазии. Им стало завидно, что крестьяне стали жить и без них, избрали из своей среды надежных, умных, добросовестных людей на все посты и должности, на которых ранее сидели сыновья генералов и попов с большими золотыми медалями. Но наши товарищи стали управлять нисколько не хуже, как они, с образованием из каких-то университетов… Тогда тираны и варвары стали искать нового исхода, чтобы опять потихоньку подъехать под мужика и сесть по старой привычке ему на шею. Они подкупили хорошего плута — старого кровопийцу — морского адмирала Колчака и поручили ему это дело, который пообещал бывшим министрам и губернаторам снова поработить крестьянина. Он назвался каким-то правителем, свил в Омске свое паучье гнездо и стал восстанавливать пропавшую монархию. И пошли на мужика вновь — то недоимки старых лет, то подати за землю, то за скот, то за постройку, подоходный налог с посеянного хлеба. Понемногу стали появляться и губернаторы в овечьих шкурах, которые, когда вступают на должность, называют себя «мы, мол, демократы». Появились податные инспекторы и крестьянские начальники и опять взяли бедняка в свои ежовые руки, и опять послышались стоны и плач трудового народа. Но нет, крестьяне не стали больше выносить обид, оскорблений и эшафотов. Они поднялись с пиками, топорами, вилами и косами в руках и дружной волной двинулись против насильников белого самозванца, несмотря на его злодейские пушки и пулеметы. Колчак и его войско смеялись над нами, крестьянами, в своих варварских газетах, мол, «куда вы лезете с граблями на нас? Вы безумны!». Но все это, товарищи, ложь и обман белых бандитов. Маленько-помаленьку армия красных борцов все росла и росла. Теперь она повсюду громит белогвардейские банды, а из России на них напирает Советская Красная Армия. Скоро придет конец самовластию изверга Колчака! Племя монархии, буржуазии еще сильно, но мы будем бороться до последнего, а свое возьмем! Монархия зарыта глубоко-глубоко в землю, и она не воскреснет! Мы добьемся свободной, светлой жизни для всего трудового народа! «Никто не даст нам избавления, ни царь, ни бог и ни герой, добьемся мы освобождения своею собственной рукой!»

Да здравствует Российская социалистическая федеративная республика! Да здравствует Красная народная Армия! Да здравствуют наши полководцы — герои борцы, товарищи Мамонтов, Громов и Колядо! Ура! Ура! Ура!»

II

И верно, в ту ночь никому не спалось. После того как товарищ Сергей прочитал обращение к армии, солдаты так разговорились, что совсем забыли и про отдых, хотя вечером едва держались на ногах после тяжелого марша. Они стали просить товарища Сергея еще раз прочитать листовку, но тут юный доброволец вспомнил, что ему надо побывать с него в соседних домах, где тоже отдыхали наиболее пожилые и уставшие солдаты.

В проводники к Сергею попросился Петрован. Он заверил, что знает собак по всей улице, в каждом дворе, и только он может уберечь от них пропагандиста с праздничной листовкой.

— Да, я очень боюсь собак, — смущенно признался товарищ Сергей. — Они здесь ужасно злые.

— Волкодавы, — пояснил Петрован, оправдывая свирепость собак особенностями их редкой породы.

Одни солдаты тут же отправились на позиции, другие заняли их место для отдыха. И только после этого женщины, перед тем как уйти в горенку, загнали Илюшку и меня на полати. Но мы еще долго не спали: партизаны поочередно выходили на двор,