Старейшина рода умела рассказывать.

— Смерть Мюрада хранилась в секрете в течение семи дней, — начала она снова, — пока гонцы Сафии спешно не доставили Мехмеда обратно в Стамбул. Все слуги Мюрада, которые были с ним в момент его смерти, были тихо и быстро удушены. Другие слуги без объяснения были тайно усланы в Старый дворец. Если даже они и знали, почему их отсылают, у них хватило ума молчать, чтобы сохранить себе жизнь. Сафия со скрытностью, которую даже трудно было представить, терпеливо ждала, вела себя так, будто ничего необычного не произошло, будто это была самая обычная неделя. Дела империи были временно приостановлены, пока султан Мюрад «поправлялся» после сильной зимней простуды. Никто не догадывался, что он умер, даже несчастные матери других его сыновей. Семь дней спустя адмиральская галера привезла Мехмеда домой. Было серое, моросящее зимнее утро. Хотя ветер был небольшим, стоял такой промозглый холод, который пробирает человека до костей. — Она вздохнула. — Новый султан высадился со своего корабля и в благодарность за благополучное прибытие освободил всех рабов со своей галеры. Потом отправил гонцов в Алеппо, чтобы те купили полмиллиона луковиц гиацинтов, которые должны были посадить в том месте, где он высадился на берег.

Как только показалась галера нового султана, о смерти Мюрада было объявлено всему городу. В гареме уже выли любимые женщины Мюрада. Историки назовут это трауром, но на самом деле это был настоящий страх перед будущим. Эти несчастные знали, что их ждет, даже если и не осмеливались высказывать свои опасения вслух.

Перед тем как сойти с корабля, Мехмед надел королевские пурпурные одежды. Он шел за кипарисовым гробом своего отца, покрытым золотым парчовым покрывалом, поверх которого лежал большой пояс, усыпанный бриллиантами.

Процессия прошла через весь город. Мехмед шел пешком. Его окружали начальники его личной стражи, держа над ним пальмовые ветви. За ним следовали придворные, одетые в траур. В качестве знака уважения на их головах были надеты необычно маленькие тюрбаны.

Улицы были забиты зеваками, потому что Стамбул всегда был людным городом, и похороны султана были большим событием. Процессия завершила свой путь в Большой, мечети, которая до завоевания была христианским храмом Святой Софии.

После того как Мюрад был похоронен со всеми почестями, Мехмед поспешил встретиться со своей матерью. Они не виделись двенадцать лет! Мехмед покинул Стамбул семнадцатилетним юношей. Сейчас он был двадцатидевятилетним мужчиной. Никто не присутствовал на их встрече, но, когда она закончилась, Мехмед немедленно устроил казнь своих девятнадцати младших братьев. Есть люди, которые говорили, что он рыдал, оттого что был вынужден прибегнуть к подлости, но он сделал ее, сказав невинным маленьким мальчикам — старшему было только одиннадцать, — что им не нужно бояться его. Он обнял каждого, потом проследил, чтобы они, согласно закону ислама, подверглись обрезанию, после чего их по одному отвели в соседнюю комнату и удушили тетивой.

За всем этим стояла Сафия. Она не хотела, чтобы у ее сына были соперники. Она хотела отомстить тем молодым женщинам, которые заняли ее место в постели Мюрада, и ох, как же она им отомстила! Какое ужасное и точное возмездие настигло тех женщин, которые отняли у нее любовь Мюрада.

Мехмед, надо отдать ему должное, осмотрел те несчастные трупики, до того как их похоронили рядом с отцом. Когда он был официально уведомлен о смерти своих братьев, увидел бумагу, где белыми чернилами на черном листе была подтверждена их смерть, он пролил слезы искренней скорби и приказал устроить пышные похороны, на которые были обязаны явиться все высокопоставленные лица. Я сама слышала много раз, как он говорил, что ему ненавистна расправа над этими маленькими мальчиками, но что еще ему оставалось делать? Девятнадцать живых душ, представляющих угрозу его власти, — это было чересчур. К тому времени у него уже были собственные сыновья.

На следующий день Сафия, чей сын уже официально провозгласил ее валидой, отослала всех женщин Мюрада доживать свои дни в одиночестве в Старый дворец, где жила моя дорогая подруга валида Кира Хафиз, да будет блаженна ее память. Всех, кроме семерых несчастных, беременных от Мюрада. Этих бедных женщин зашили в шелковые мешки и утопили. Избавившись от тех, кого она считала своими врагами, и от тех, кто обижал ее в течение многих лет, Сафия принялась развращать своего сына точно таким же способом, каким Hyp У Бану развращала Мюрада. Она хотела, чтобы власть была полностью у нее в руках.

У Мехмеда была Саадат, что на твоем языке означает «счастье», — единственная женщина, которую он любил. Она была матерью старшего сына Мехмеда Мамуда. Мехмед поклялся остаться верным ей навсегда, так же, как и Мюрад, который жил только с Сафией в течение долгого времени. Однако Сафия, как и до нее Hyp У Бану, не хотела соперниц, особенно в лице единственной возлюбленной ее сына. Она очень хорошо понимала, каким сильным могло быть влияние Саадат, если бы она захотела его применить. Однако Саадат не была женщиной честолюбивой. Весь ее мир был замкнут на Мехмеде и их сыне. Итак, пристально понаблюдав за Саадат, Сафия на время оставила ее в покое.

— Расскажите Валентине о Чиареззе, — попросила красивая Шоханна. — Она ведь имеет отношение к рассказу о Сафие.

— Чиарезза! — презрительно процедила это имя Эстер Кира. — Она утверждает, что она еврейка, тем не менее она не живет в еврейском квартале, и у нее нет ни мужа, ни отца, ни братьев, ни сыновей, чтобы защитить ее. Она шпионка венецианского посла и Екатерины Медичи! Единственный способ, которым она может воспользоваться, чтобы войти в гарем, собрать сведения и поговорить с Сафией, заключается в том, что она притворяется одной из торговок, которые приносят свои товары в гарем для продажи женщинам султана, как и я когда-то приносила товары.

— Эстер сердится, потому что она больше не может ходить в Новый дворец, чтобы выполнить свои дела и посплетничать, — прошептала Сараи Валентине.

— Я слышу, что ты говоришь, Сараи! — рявкнула старуха. — Мой слух по крайней мере не подводит меня. Я злюсь, потому что мое тело отказывается служить и не позволяет мне посетить дворец. Я могу потерять мое влияние на Сафию, если не буду попадаться ей на глаза. Если это произойдет, где окажется моя семья? Я пережила правление султана Байазета, сына завоевателя Константинополя — города, который мы сейчас называем Стамбул, пережила его потомков: Селима I, Сулеймана, которого вы на Западе называли «Великолепный», однако мы называли его «Законодатель», его сына. Селима II; Мюрада III и сейчас Мехмеда III.

В правление Селима I мы, Кира, были навечно освобождены от уплаты налогов государству. Это в большой степени помогло нам увеличить наше богатство, упрочить наш банкирский дом повсюду в Западной Европе. Сейчас Кира ведут дела в каждой большой стране и в каждом важном городе. В течение всего этого времени я была постоянно на виду, заводила друзей среди женщин оттоманской семьи, помогая им, когда они нуждались в этом, заставляя их быть нашими должниками, чтобы обещание, данное нам Селимом, оставалось в силе. Как долго будет в силе обещание, данное нам так давно султаном, память о котором давно померкла? Что будет, когда я умру и некому будет следить за тем, чтобы оно действовало, когда на мое влияние нельзя будет рассчитывать и когда обо мне забудут? Я знаю, что вы все ходите во дворец с нашими товарами, даже если вам и не надо делать этого. И все же ни одна из вас не смогла подружиться с Сафией, потому что вы все слишком молоды и слишком красивы. Эта серенькая Чиарезза ужом пробралась в доверие к Сафии.