Полк, когда Катя вернулась, стоял на другом аэродроме, но совсем недалеко от предыдущего: фронт совсем не продвинулся.

Командир звена из 2-й эскадрильи Иван Домнин в своих коротких воспоминаниях о Кате недоумевает, почему она не получила звания Героя. В его памяти и в памяти других однополчан она осталась настоящим героем. Домнин, часто бравший Катю ведомой, считал, что она спасла ему жизнь как минимум дважды. Как-то, садясь на аэродром около Миуса, Домнин «прозевал воздух». Оказалось, что за ним и Катей летела четверка немецких истребителей («по-воровски», выразился Домнин, хотя подкараулить самолет противника на взлете или посадке было совершенно обычным приемом). Домнин уже зашел на посадку, когда вокруг начали рваться снаряды, и он подумал, что по ним по ошибке бьют свои же зенитчики. Катя, вовремя сориентировавшись, спасла положение: осталась в воздухе и отбила атаку. Посадив самолет, она доложила пристыженному командиру эскадрильи: «Вы знаете, товарищ командир, пристали эти нахалы ко мне, еле выкрутилась, аж пот градом». Домнин, отдав должное ее чувству юмора, признался, что сам он немцев не видел. «За то, что меня не сбили, большое спасибо тебе».[522]

Второй случай, когда Буданова, как считал Домнин, спасла его, произошел совсем незадолго до ее гибели. Вместе с Катей он прикрывал штурмовиков, вылетевших на цель у Миуса. Налетели «мессера», и, увлекшись атакой, Домнин не видел, что по нему ведет огонь еще одна пара немецких истребителей, — снова, по его собственному выражению, «прозевал воздух». Эту атаку смогла отбить Катя, которая тогда, как и Домнин, сбила немецкий истребитель.

Стояло жаркое-жаркое степное лето, летчики 296-го полка, как и год назад, выбивались из сил. Немцы из-за небольшого количества самолетов в своих ВВС начали перебрасывать авиагруппы между фронтами и к середине июля, пользуясь наступившей плохой погодой под Курском, перебросили оттуда часть воздушной эскадры «Удет». Летчики 296-го полка иногда делали по пять боевых вылетов в день, по ночам плохо спали, не могли есть между вылетами, да и обед, когда его привозили на аэродром, был несъедобным из-за постоянно налетавших стаями и падавших в борщ полевых блох.[523]

Удивительно, но, несмотря на страшное дневное напряжение, по вечерам после ужина, если только находились желающие устроить танцы, Литвяк и Буданова по-прежнему «любили потанцевать». Как и раньше, Катя часто танцевала за парня.[524]Об этих вечерах, которых было всего два или три, не пишут биографы Литвяк. Если им верить, то после гибели Леши Лиля хотела только одного: «воевать и мстить за него». Но то, что Лилька ходила на танцы, — неужели это означало, что Леша уже ушел для нее в прошлое? Валя Краснощекова считала, что это просто разрядка после страшного напряжения дня, способ поддержать ребят, своих боевых товарищей.[525]Теперь с Лилей снова была Катя, которую она очень ждала, смелая и неунывающая. Но они пробыли вместе совсем недолго.

8-я воздушная по-прежнему поддерживала армии Южного фронта, который проводил перегруппировку, готовясь нанести удар. Сначала силы — десятки тысяч людей, тысячи орудий и сотни танков — перемещали только по ночам. Но июльские ночи короткие, так что к 14 июля командующий разрешил совершать марши и днем.[526]Огромные колонны машин двигались по фронтовым дорогам круглые сутки, нуждаясь в защите с воздуха: их бомбили большие группы бомбардировщиков, переброшенные из других мест, в том числе с Курского направления. К 17 июля требовалось быть в полной готовности, чтобы нанести удар по участку фронта длиной в тридцать километров — Дмитриевка — Куйбышево — Ясиновский и прорвать там оборону противника.

Вечером 16 июля, поднявшись на патрулирование в район села Куйбышево, Лиля Литвяк участвовала вместе с Яками из других частей (всего советских истребителей было восемь) в бою с примерно тридцатью немецкими бомбардировщиками, которые, как насчитали советские летчики, сопровождало восемь «мессершмиттов». Вылет этот был уже вечером, последний. Литвяк подбила бомбардировщик, Ю–88, который «после атаки со снижением и резким переворотом, сбивая с плоскостей пламя, ушел в западном направлении». Пилот, как отмечало донесение, «падения не видела, так как была атакована “мессерами”». Литвяк повезло: она сажала самолет «на пересеченной местности» около села Дарьевка, совсем недалеко от своего аэродрома, и посадила благополучно. Лилин самолет подбили: как отмечалось в другом документе, «самолет имеет пробоины фюзеляжа, левый бензобак, водосистема, воздушная система», из-за чего имеющую «большие повреждения» машину отправили в «заводской ремонт». Это был не тот самолет, на котором она обычно летала; на свой, номер 16131, который обслуживал Коля Меньков и в кабине которого она во время дежурства выцарапала «мама» и свои инициалы — «ЛЛ», она села уже на следующий день: от отдыха, несмотря на ранение, отказалась, сказав: «Я хочу летать на боевое задание, сейчас некогда отдыхать».[527]

Бои, и на земле, и в воздухе, шли с колоссальной интенсивностью. «Наиболее напряженным периодом боевой работы являлся период с 17.7 до 6.8.1943 года», — отмечал в донесении Крайнов, прибавляя, что основной задачей полка в этот период было «прикрытие штурмовиков и бомбардировщиков путем сопровождения над полем боя».

Советское наступление началось рано утром 17 июля, после артиллерийской подготовки. Однако первая атака сразу же захлебнулась: слишком силен был артиллерийский огонь противника и атаки с воздуха. Телефонист из роты связи Александр Брехов вспоминал: «Мы прорвали их фронт и сумели продвинуться вперед на несколько километров, но понесли большие потери. Немцы напустили на нас столько авиации, что буквально разнесли наш передний край. Их пикирующие бомбардировщики атаковали непрерывно, одну группу в воздухе сразу сменяла другая, а в таких группах было по 18, по 36 самолетов».

За день советским частям удалось продвинуться всего на глубину от двух до шести километров, выйдя на рубеж Степановка — Мариновка, лишь немного расширив плацдарм на берегу Миуса. Противник подтягивал резервы.

У села Мариновка, по воспоминаниям очевидца, «жестокий бой велся днем и ночью, каждый метр земли освобождался с боем». Перед деревней лежали трупы людей и лошадей, немцев и русских. Раненых ночью 17-го отвели к переправе и отвезли в тыл. В следующие дни Мариновку нещадно бомбили «Юнкерсы», каруселью заходя на бомбометание. Вскоре к селу прорвались немцы, советские войска отошли к кургану Саур-Могила, в очередной раз попав там под страшную бомбежку. Немцы продолжали контрнаступление, и поселок Саур-Могила «как-то опустел». Советское наступление захлебывалось.

Во второй половине дня 18 июля на правом берегу Миуса остался советский плацдарм примерно десять на десять километров. Подтянутая в помощь 5-й ударной армии, 18-го включилась в активные боевые действия 2-я гвардейская армия, которая должна была попытаться развить наступление и выйти на рубеж реки Крынки. Именно там и тогда при сопровождении штурмовиков погибла Катя Буданова.