И тут, подойдя ближе, я увидел, как на меня из темноты медленно выплывает стоящее в воде огромное вогнутое зеркало темно-вишневого цвета. Скорее оно больше напоминало стоящую на боку отполированную до тусклого блеска пиалу диаметром метров эдак пять.

По ее круглому краю и катались две светящиеся точки. Почти бесшумно, с легким гулом и сухим потрескиванием.

Это зрелище обладало каким-то гипнотическим воздействием, словно пение монахов на закате у подножия Горы. Хотелось вот так стоять и смотреть в это ничего не отражающее красное зеркало и любоваться размеренным движением сияющих сгустков энергии. В голове возникала приятная вибрация, череп раскрывался, словно диковинный лотос, и центр зеркала затягивал взгляд в бесконечно малую точку…

Не знаю, каким соображением я руководствовался, когда, постояв какое-то время в немом восхищении, сделал первый шаг вперед… Сознание было ясным и четким, и все же я, без тени всякого сомнения, шаг за шагом приближался к красной полусфере, словно за этим и пришел сюда.

Вгляделся в причудливую игру розовато-бордовых бликов, и мне показалось, что я вижу какое-то тонкое спиралевидное движение вокруг центра.

Когда я подошел совсем близко, на расстояние пары метров, в зеркале возник слегка искаженный силуэт человека. Но я не испугался – я знал, что этот силуэт мой.

Какое-то время силуэт повторял мои движения, как и положено зеркальному двойнику, но вдруг уплотнился, приобрел более четкие, выпуклые очертания и двинулся навстречу мне, оторвавшись от поверхности.

Я невольно замер. Силуэт имел неестественную материальность – и в то же время был однородным и немного прозрачным. Нечто подобное я уже видел… Неужели опять «волна» началась?

Силуэт имел крупные покатые плечи, голова врастала в них, имея форму, напоминающую холм, красновато-коричневый темный холм. Этого же оттенка была и сама фигура, почти лишенная каких-либо деталей. Создавалось ощущение полной однородности. Только на передней части «холма» зияло глубокое черное отверстие, похожее на дыру, в которую видно самую темную ночь без звезд. Пустая дыра вместо лица.

Я почувствовал не страх, а скорее дискомфорт и отчуждение.

– Здравствуй, Странный, – раздался низкий глухой голос, показавшийся знакомым.

Голос исходил из бездонной дыры.

– Привет, – несколько напряженно ответил я, – ты кто?

– Я? – спокойно переспросила дыра. – Я – это ты.

– Да? – недоверчиво прищурился я. – А почему у меня лица нет?

– А зачем тебе оно? – вновь переспросила странная фигура. – Не в лице дело… Дело в том, – говорил он медленно и почти без интонаций, – что мы с тобой встретились…

– Ты – глюк, или мое бессознательное, или, может, ты волна? – поинтересовался я осторожно.

– Я, – ответило оно, – твой Зеркальный Двойник. У каждого есть свой Зеркальный Двойник: ведь весь мир – это сложная система зеркал. Я уж не говорю о Двойниках Третьего Порядка, о Полуторных Двойниках – это всего лишь частные проявления общей картины.

Я медленно кивнул. Мне казалось, что из черной дыры сквозит ледяным холодом. Я старался на нее не смотреть, но и не прятал глаз.

– Закурим? – предложил я, доставая смятую пачку. – Сигареты хоть и иллюзорные, но табак нормальный.

– Я не курю, – растягивая слова, произнесло оно.

Прозвучало это как приговор суда, но я и бровью не повел – чувствовал, что бояться его нельзя, иначе… А потом, как бы оно курило? Рта ведь у него нет…

– Ах да, – ответил я, прикурив, – я и забыл. Давненько мы не виделись.

– Да, – согласилось Нечто, – давно. Если тебе так будет проще, я – это просто анти-«ТЫ».

– Ну, я как-то так и понял, – сказал я.

Помолчали.

– Я ждал, что ты придешь, – заговорил наконец Двойник. – Я давно тебя жду.

– Мастер Иллюзий меня тоже почему-то ждал, – сказал я, выпуская искрящийся дым к вершине своего мерцающего купола.

– Но не так, как я, – возразил Двойник. – Мы с тобой – единое целое, не забывай.

– Да забудешь тут. – Я нахмурился. – Последнее время я особенно остро чувствую твое присутствие.

– Как тогда? – спросил он. – В долине у поезда?

– Да при чем тут поезд, – отмахнулся я, – почти везде и всегда, начиная с Земли еще.

– Да, – если бы у него было лицо, он бы, наверное, усмехнулся, – расстояния не имеют значения. Итак…

– Итак, – повторил я, изогнув левую бровь.

– Ты действительно хочешь войти туда? – Слово «туда» он произнес с некоторой паузой.

– Да как тебе сказать, – я следил за клубами улетающего к потолку сигаретного дыма, – не столько хочу, сколько уже, наверное, должен. Должен войти туда, потому что так надо.

– Ну что ж, – вновь дохнуло льдом, – ты говоришь правильно. А знаешь ли ты, что если ты войдешь туда, то ты изменишься абсолютно? Возврата назад уже не будет… Никогда не будет.

Его глухой басовый тембр вновь прозвучал с каким-то гулким эхом фатального приговора.

– Я уже догадался, – ответил я. – Возможно, именно поэтому я должен войти туда.

– Но теперешний ты исчезнешь, – продолжал он. – Твое место займет совсем другая личность…

– Но ведь это все равно буду я? – спросил я.

– Одна тысячная – возможно, – он слегка качнулся на конусообразном стебельке, который обозначал у него ноги, – а количественно и качественно это будет уже не человек, глядящий на киноленту, а художник, который нарисовал человека, глядящего на киноленту, – так, наверное, понятней?

– Все во Вселенной меняется, – парировал я. – Чем я хуже?

– Что ты знаешь о законах Вселенной, мальчишка, – без всякой интонации произнес он.

– Все, что в меру моих скромных возможностей, – ответил я, пожав плечами.

– Вот именно, вот именно. – Он чуть качнулся вперед, что должно было, видно, означать кивок. – Но для того чтобы войти внутрь, раз уж ты так решил, – продолжил он, – тебе придется меня убить.

– Убить? – удивился я. – Опять? Ты не обижайся, но я уже наубивался досыта. Не стану я тебя убивать.

– Возможно, я некорректно выразился, – ответил Двойник. – В принципе это можно назвать «слиянием». А потом, другого выхода нет. А точнее, входа… Понимаешь?

Я промолчал.

Он начал медленно увеличиваться в размерах, постепенно закрывая собой завораживающее зеркало.

– В театре Но[78]есть два персонажа, – его голос звучал будто сквозь деревянную маску, – Ваки и Ситэ.