и главгад. Личинка состоит из множества обрюзгших человеческих лиц, по форме сшитых в некое подобие огромной гусеницы, длиной порядка пяти метров, из многочисленных ртов которой на пол периодически выпадают новые, более мелкие. Они выползают, оставляя за собой зеленый шлейф блевотины и через некоторое время заползают обратно, откусывая от жирных, буквально готовых лопнуть от съеденного грешников по кусочку. Я не сразу это заметил, поскольку смотрел больше на еду, чем на что либо ещё в этом зале, но на деревянных стульях, стоящих прямо на растекающейся по полу скатерти сидели грешники. Они располагались по обе стороны стола и с аппетитом уплетали пищу. Каждая жертва чудовища напоминала рекордсмена по весу, за жировыми складками почти невозможно было различить лиц, я даже не сразу понял что это люди, настолько они были жирны и уродливы. Так же присмотревшись к еде, я заметил то, от чего меня чуть не вырвало. Все продукты здесь состояли из тех же личинок, слепленных в некое подобие блюд. На удивление, от созерцания этой картины я не испытал никакого отвращения, а лишь некоторое принятие своей судьбы. Не было смысла противиться. Не было смысла вообще ни в чем. В этот момент, в моих мозгах промелькнула маленькая мысль. Подлым голоском так, как это обычно бывает, погашенная, иссушенная до состояния огарка злость подсказала мне что делать. Остаток ярости и вместе с тем здравого смысла, горевший в моей душе погнал меня вперед, медленно, шаг за шагом я полз, прорываясь сквозь воздух, как будто через тягучий мед. Каждую секунду я забывал, для чего я движусь и тут же вспоминал. Мое ХП таяло на глазах, боль затмевала глаза, но мне так не хотелось что-то делать. Хотелось просто лечь, а ещё лучше сесть за стол и начать есть, но я шел. Так надо было, я не помнил почему, вернее не хотел помнить, но шел.

Заторможенно, как в замедленной съемке я преодолевал метр за метром, оглядывая голодным взглядом стол с едой и мешки жира, уплетающие столь вкусные деликатесы. Жаль, что мне нужно куда-то идти. Но нужно же. А почему? Мне так лень. Уколы боли на мгновение проясняют сознание, заставляя делать небольшие рывки вперед. Боль раздражает, наверное, для этого я иду, мне лень чувствовать боль. Нет, не хочу, злит. Устал. Хочу лечь и поесть. Не хочу ничего делать. Но всё же, несмотря ни на что, я дошел до своей точки назначения. Я подошел к мерзкой, блюющей гигантской гусенице и подсознательно подметил про себя, что её тело уходит под стол, видимо и скатерть и мебель являются продолжением личинки. Наверное, ткань, вовсе не ткань, а всего лишь кожа. Но об этом я подумал позже. С невыносимой ленью в мыслях, я пододвинулся к огромной гусенице. Вблизи она была даже больше, чем издалека. Наверное, она была не меньше того гигантского младенца. Точно так же как и демона пыточных, мне вряд ли удалось бы прорезать тварь мечом хотя бы на четверть. На секунду в голове мелькнуло отвращение, но быстро было уничтожено голодом. Я сделал укус, попутно отключив нечестивое саморазрушение. Плоть гиганта скользнула в мой желудок, сразу же вызывая рвотные позывы. Я откусывал кусок за кусочком, пережевывал кожу, глаза и более мелких гусениц. Внутри, слава богу, она состояла из самого обыкновенного сырого мяса, что несколько убавило травмирующих воспоминаний впоследствии. Мелкие гусеницы жрали меня, а я жрал их прародителя. Влияние греха было слишком сильным. Этот инстанс явно нужно проходить со снижением уровня внушения от каких-нибудь предметов. Но так или иначе, в нашем ленивом противостоянии я побеждал. Босс не восстанавливался, а я да. Его мелкие собратья не могли прокусить большую часть моей брони, а те, что таки выгрызались в мою плоть, безжалостно выталкивались наружу регенерацией. Я не знаю, сколько это продлилось. Мы жрали друг друга, жрали и жрали. В какой-то момент я понял, что в голове на заднем фоне прорезаются какие-то мысли, но мне было лень прислушиваться к этому странному чужеродному типу раздумий. У меня был свой – есть, отрывать от еды куски и проглатывать, не жуя. Ничего не осознавать, ничего не понимать, просто методично питаться. В чем проблема? Но с каждым мгновением, сознание и отрезвляющее понимание ситуации отдавалось во мне всё сильнее. Красная полоска где-то наверху, над головой еды, была выкрашена в ярко-красный и от полной шкалы осталось лишь пара делений. Это значит, что еда скоро закончится? Меня это напугало, нет, я не хочу, чтобы еда заканчивалась. Я даже попытался оторваться, но не сумел. Я поглощал мясо, меня тошнило и я продолжал методично запихивать в себя всё больше и больше. Нет, что-то не так. Я оторвался от гусеницы, каким-то задним умом, скорее инстинктивно додумался включить саморазрушение. Боль мгновенно привела в чувство. Волна безумного омерзения застыла в горле, боясь вернуться к состоянию предыдущего безмыслия, я выхватил «каскад» и рубанул наотмашь. Что-то чавкнуло, на панели появились новые оповещения. Повернувшись в сторону противника, я увидел кучу разодранного мяса и не разбирая дороги, ломанулся к ближайшей стене. Меня выворачивало и трясло. Тело, искусственное, но тем не менее, так похожее на настоящее, содрогалось спазмами. Появившаяся вновь трезвость разума меня вовсе не радовала. Я ел это… Господи… Прислонившись к стене, я вытошнил остатки сырого мяса на пол, после чего зашелся в приступе отчаянного кашля, стараясь избавиться от мерзкого солоноватого вкуса, застрявшего в горле. Мне было противно, но приступ отвращения постепенно сходил на нет. Всё так же стоя, прислонившись к опоре рукой, я смотрел в пол и переваривал случившееся. Это просто демон, при том цифровой демон, так что даже учитывая всю неприятность ситуации, я не перешел никаких граней морали или чего-то ещё. Я просто поел сырого мяса в мерзкой оболочке, как например…

– …Сожрал таракана.

Вслух проговорил я, не отдавая себе отчета. Попытка самоубеждения работала и уже через десять минут, я мог смотреть в сторону своего незапланированного пиршества. Сейчас