– Ты слишком добрый. Я бы на твоем месте просто избила бы за подобную «шутку»!

– Ну вот. Мне только этим можно «похвастаться»!

– Забудь про эту дуру! Она не только ребенка потеряла. Она и тебя лишилась! Это двойное наказание.

– Ты умеешь польстить.

– Откровенность на откровенность. Можно?

– Давай!

Ой не нравится мне это начало. Но все равно честно отвечу. Что бы не спросил…

– Тебе там еще больно после того что случилось?

И это тот самый «страшный» вопрос. Он боится заняться со мной любовью, потому что заботиться, чтобы я не испытывала никаких неудобств! Да я его расцелую всего! Вот эта настоящая забота. Мужская! Безо всякой конфетно-букетной мишуры! Уж я в этом хорошо разбираюсь!

– Там у меня уже почти всё прошло, – честно, как обещала себе, ответила ему. – Даже проверилась на всякую заразу. Поэтому к тебе и не приходила. Ждала результаты анализов.

– И как?

– Бог миловал!

– Но все равно – сегодня только компот!

– А вишенки? – обиженно протянула я.

– В порядке исключения! Так и занесем в протокол!

… Я проснулась около девяти. По привычке. Я всегда в это время встаю.

Олег посапывал, иногда что-то бормоча.

Мой любовник-папа!

Нет, я не собираюсь отказываться от своего отца…Ну настоящего…биологического.

Да, отец у меня человек специфический. Многие его скорее опасаются, чем уважают. Хотя, где эта граница?

А я его люблю. И уважаю. Но так получается, что на расстоянии вытянутой руки. Иногда мне кажется, что он держит дистанцию со мной, потому что побаивается.

Он москвич. Но такой – из коренных москвичей окраин. Родился у железного кольца – кольцевой железки… По Владимирке – шоссе Энтузиастов. У трамвайного депо. Там тогда проходила граница Москвы. Жили они в бараках. После войны половина Москвы в бараках жила. Пока родители с утра до ночи работали на «ящиках» – оборонных заводах, мальчишки были предоставлены сами себе.

Тогда было жесткое воспитание. Книжек по педагогике и здоровом питании не читали. К психоаналитикам не записывались. Говорите, 90-е крутые года? Тогда вы ничего не знаете о конце 40-х. Воспитанием мальчишек занимались либо инвалиды пришедшие с недавней войны, либо урки, откосившие от призыва в действующую армию. И те, и другие давно забыли, что такое жалость. Друг друга люто ненавидели! Так что, мальчишки росли волчатами. Барачные нравы с квартирами-коммуналками на весь этаж и тесной кухней, только помогали нарастить крепкие «когти»!

…Первый раз по хулиганке он пошел в колонию ещё в 13 лет. Там получил кликуху, которая прилипла на всю жизнь: Пастор. Я как-то спросила почему – он отшутился: «Пасту зубную любил!» Врал, конечно. Не было тогда зубных паст. Был порошок в картонных коробочках. Я дома в старом фанерном чемодане нашла на антресолях. Значит, не хочет рассказывать.

Когда вернулся – родители получили двушку в хрущевке на Щелковской. Границу Москвы уже до строящегося МКАДа расширили. Мы и сейчас в этой квартире живем. Но сейчас это вполне нормальный, устоявшийся район. Не респектабельный, как на западе города. И уж совсем не Рублевка. Но нормальная московская окраина.

А тогда – нормальный таксист с наступлением темноты и за двойной счетчик не повез бы пассажира. Пришлых москвичей в штыки принимали бывшие поселковые. Драки были чуть ли не каждый день. Но все вместе – первомайские люто ненавидели перовских. То есть из района Перово и Новогиреева, тоже недавно присоединенных к столице, территорий. Они были с другой стороны Измайловского леса. Те им отвечали взаимностью. Как-то в конце мая произошла стычка. По двести бойцов с каждой стороны. Бились ребята не по-детски. С трубами, кастетами и самодельными финками. Говорят, и стволы мелькали.

Когда приехали менты с солдатами из соседней части, уже многие валялись с переломанными костями и разбитыми головами. Были трупы с обеих сторон. Моего отца прихватили с финкой. Самое обидное, нож оказался не его. Подобрал в суете. Но раз в руках финка – повесили убийство. Отчет ментам и тогда был нужен. Суд был скорый и не слишком милосердным. Правда, хотя светила десятка, учли малолетство, и дали шесть лет строго режима!

Зона отца не сломала. Наоборот, он там быстро стал своим! Усвоил законы и порядок взрослого блатного братства. В общем, карьера его была ясно очерчена.

Быть бы ему в конце концов коронованным на законника, если бы не встреча с мамой! После очередной отсидки, он вернулся в пустую квартиру. Буквально за несколько дней до возвращения его родители погибли. Сбил автобус. Они как раз в магазин пошли за продуктами сыночка встретить. Как тогда квартиру не отняли – понять трудно. Может, просто бюрократическая машина не успела прибрать освободившуюся площадь к рукам. В те же времена никаких собственностей на жилье не было. По наследству государственную жилплощадь не передашь.

И вот в этот момент, когда его карьера в «деловом» мире, была просто заглавными буквами писана, он встречает мою маму.

Как могли соединиться эти два абсолютно разных человека – никакими рациональными причинами и мотивами объяснить нельзя! Он – авторитет у блатных, с тяжелым и жестким характером и не слишком верящий в законы гуманизма. Она – маленький серенький воробушек, выпускница педагогического техникума и скромный труженик детской библиотеки. К моменту их встречи возраст её был по тем меркам уже на грани перехода в разряд старой девы.

Понятно дело, что никаких ярких фирменных тряпок и вызывающих украшений мама не носила. И носить не могла за неимением таковых. Из-за полного отсутствия возможностей приобрести их. Самые скромные джинсы по тем временам стоили бы ей в два месячных оклада. Максимум, что она могла позволить – золотые сережки от бабушки, полученные в наследство.

Вот эти сережки их и свели. История наибанальнейшая. Вечером она возвращалась с работы. Какая-то шпана решила пощипать этого дохлика. И тут поблизости оказался мой отец. Вот чего-чего, а законы справедливости он соблюдал всегда! К беспределу был нетерпим! Законы зоны – святы!

В общем, он очень быстро и доходчиво объяснил малолетней шантрапе кто они такие, где их место и что на этом месте с ними сделают. А те в свою очередь, поняли, что имеют дело с самим Пастором и просто растворились в темноте дворов Щелчка.

Потом случилось то, что никакой логикой объяснить нельзя. Произошло то, что произойти по определению не могло. Блатной авторитет привязался к этому серому «воробушку». И хрупкая книжная девушка, воспитанная на классической литературе – привязалась к человеку, совсем не похожему на принца с белым конем.

В общем, очень скоро она из своей скромной комнатушки, размером с носовой платок, перебралась в опустевшую после гибели моих деда и бабушки квартиру отца.

Мама была родом из Подмосковья. Растила её мать – отец у неё ушел, когда та была совсем маленькой. Но и мама не долго помогала дочке: прожив чуть больше 40 лет, умерла от рака. Поэтому спрашивать разрешения или благословения было не у кого.