— Чувак, иди себе, а? Чувак, смотри, ты замерз совсем… Чувак, холодно, летом поговорим…

— А вы и между собой говорили по-русски? — вдруг спросила я.

— Когда?

— Ну вот, в детстве, в Харбине… Он оживился.

— Да по-каковски же еще? Деточка, Харбин был русским, культурным городом! У нас в еврейской школе преподавание велось на русском языке по программе русской гимназии. Мы даже ставили спектакли — «Маскарад», например, пьесы Островского, «Бориса Годунова»… В «Годунове» Самозванца играл Мотька Гершензон. Помните, то место: «Ты заменишь мне царскую корону!»… я был суфлером, и подсказал Мотьке — «корову»… «Ты заменишь мне царскую корову!».. Родители Мотьки, понимаете, держали молочную ферму… — Яков Моисеевич захихикал со свежим, даже изумлённым удовольствием, будто подшутил над Мотькой не шестьдесят лет, а минут двадцать назад… — Да… Мы изучали русскую литературу как следует. Учителями-то все были белые офицеры, их там после революции накопилось — пруд пруди… Русских в Харбине около ста тысяч насчитывалось. А еврейская община — тысяч двадцать пять. И учтите, там же размещалась главная контора КВЖД.

Кстати, знаете, как расшифровывали это название в то время? «Китайцы возят жидов даром»… Да, КВЖД… шла от границы России до станции «Манчжурия», до Владивостока, пересекала реку Сунгари… Вы знаете что-либо об этих краях?

— Не помню, что-то читала…

— Ну! Река Сунгари… могучая, полноводная — несколько километров в ширину. А рыбы сколько! Впадает в Амур… Изгибается дугой, вот так… — он показал вилкой на красной скатерти… — Главный приток — Нони… Так вот, КВЖД пересекала Сунгари. На пересечении возник Харбин. Выгодное географическое положение… Прекраснейший город Китая возник из маленькой рыбацкой деревушки… А для европейцев Китай был рынком, и железная дорога играла в этом решающую роль. Русские добыли концессию на строительство железной дороги и в 1898 году строительство началось… Выглядело это так — по обе стороны от полотна шла полоса отчуждения — по 15 километров. Русские получили экстерриториальные права. Понимаете? Свой суд, свое управление, охрана русская — русская автономия… На правом берегу Сунгари был район, Пристань назывался. Дальше, наверху — Новый город. Там в основном и жили русские… Магазины принадлежали евреям и грекам. Извозчики кричали «Гривенник в Палестину!» — из-за того, что там много евреев жило… У нас говорили «Харбин-папа, Одесса-мама…»

Миша заметил меня, помахал рукой. Я улыбнулась в ответ. Надо бы подойти, поговорить, спросить о ближайших его концертах.

— Очень интересно… — вежливо проговорила я. — Послушайте, Яков Моисеевич… Знаете, как сегодня делают газету? Витя отлично верстает полосы в программе «Кварк», посылает мне по модему на вычитку, я вношу правки, отсылаю ему назад, и все это хозяйство отправляется в современную типографию, где печатается с бумажных плат… Черт возьми, мы удешевим вам издание! Мы сохраним вам ваши китайские драхмы!

Но, к сожалению, для издания «Бюллетеня» цивилизованным образом Алик абсолютно не нужен. Он нам — как чирий на глазу. Ну, хотите, мы внесем его имя в корект «Бюллетеня»? Он будет числиться в редколлегии.

— Алик должен не числиться, а работать. — сказал старик.

— Конкретно: что именно он будет делать?.

— Не знаю. Алик должен работать. — тихо и твердо повторил он.

Мы замолчали вновь: я — обозленно — растерянно, он смиренно-грустно.

Что мешало мне уйти, ведь в одно мгновение я вдруг поняла, что китайцы во-первых и сами не знают — что им делать со своим странным наследием, во-вторых, до дрожи боятся любого вторжения в их маленькую затхлую норку. Но я все сидела, рассеянно подбирая вилочкой с тарелки липкие крошки штрудла.

— Знаете что, — сказал Яков Моисеевич, — надо заказать булочки с маслом, они очень вкусно готовят здесь чесночное масло… Эти булочки почему-то напоминают мне шао-бин, лепешки моего детства, такие, посыпанные травкой, не помню названия, с соленой начинкой… Их продавали с лотков, на вокзале. Мы тогда жили в Мукдене и родители посылали меня к вокзальным лоткам за лепешками шао-бин… Мне было лет семь… И я страшно любил поезда. Бывало, стою по часу, глазею на вагоны. Классы различались по полосам, наведенным под окнами. Первый класс — белая полоса, второй — голубая, третий класс, жесткий вагон — красная полоса… Американское производство…

Официант принес тарелку с четырьмя, свернутыми пухлой розой, булками и розетку с фирменным маслом. Не только чеснок, но и укроп и кинзу добавляла местная повариха в это масло. Яков Моисеевич разрезал булочку, подцепил ножом желтый шмат и стал основательно утрамбовывать его в рассеченное брюхо булки. И вдруг протянул мне требовательным жестом моего деда. Этим, почти уже забытым мною жестом… Я растерялась, растрогалась, пробормотала что-то и послушно взяла булочку, хотя давно уже сижу на диете и мучного стараюсь не есть.

— Между прочим, я был свидетелем знаменитого взрыва на мукденском вокзале, когда убили старого маршала Джан Цзо-Линя… Вам, конечно, это имя ничего не говорит… Джан Цзо-Линь, он был кавалерийским офицером при китайской имперской армии… А после того, как свергли последнего китайского императора династии Мин — это произошло в 1911 году, Джан Цзо-Линь стал просто бандитом…

— А куда делся император? — спросила я.

— Никуда. Он повесился в Угольной башне Запретного города в Пекине, когда манчжуры рвались к стенам города… Так вот, Джан Цзо-Линь… он был неграмотным. Подпись его была — отпечаток большого пальца… Со своей шайкой поначалу совершал налеты на банки, на богачей… Все раздавал крестьянам… Такой китайский Робин Гуд… Курил опиум — набивал трубку, раскуривал свечой… В русско-японской войне воевал и на той и на другой стороне, но после войны поставил на японцев. Был властителем Манчжурии, а хотел стать новым императором Китая… У самого была кличка «Дун-Бей», а бандиты его звались «хунхузами» — «краснобородыми».

— Довольно странные военные отличия…

— Хной красили… — пояснил Яков Моисеевич. — Влетает, бывало, на коне в зал суда, где идет заседание. Говорит судье: ты отъявленный мерзавец, все судишь в пользу богачей! Приговариваю тебя к смертной казни! Достает маузер с прикладом и…

— Как это — маузер с прикладом? — спросила я.

— Ну, деревянная кобура служила прикладом… Да… В Китае в то время пооткрывалось множество банков. Любой мерзавец мог открыть банк, ограбить людей и скрыться… Много было таких случаев. И вот, Джан Цзо-Линь приглашает однажды на банкет десять самых крупных банкиров… Когда он вот так приглашал к себе, люди оставляли дома завещание… Ну, и он им говорит: «Я разрешил вам открыть банки, думал, что будете поступать по справедливости… Вы же, кровососы и подлецы…»

— …всех шлепнул?

— …не всех, одного оставил, чтобы тот потом людям рассказывал… Их выводили по одному во двор, рубили головы. А Джан Цзо-Линь приговаривал сидящим за столом: «Кушайте, кушайте, угощайтесь, приятного аппетита!»