— Не просто же так вы его привезли, — сказал Солон.

Картинки задрожали.

— Нет, не просто. Следовало увезти его от братьев. Нам выдался удобный случай. Уйди мы без меча, они бы поняли, что нам нельзя доверять, и спрятали Кьюрох в другом месте.

— Ты по-прежнему веришь в единого Бога, а, Дориан? — спросил Солон.

— У меня иногда складывается впечатление, что наш Дориан порой считает Богом самого себя, — сказал Фир.

Замечание задело Дориана, потому что было вполне справедливым. Нечто подобное происходило с ним и в эти минуты.

— Фир прав, — сказал он. — Солон, я чуть было не заставил тебя взять в руки меч, но не должен был этого делать. Ты заслуживаешь лучшей участи. Прости меня.

— Проклятье! — воскликнул Солон. — Ты что же, понял, что я собираюсь его взять?

Дориан кивнул.

— Не знаю, стоит ли тебе испытывать судьбу. И понятия не имел, войдешь ли ты в эту дверь до тех пор, пока ты не ступил на порог. Не исключено, что Кьюрох все перевернет с ног на голову. Если ты попробуешь им воспользоваться, его могут отнять у нас халидорцы. Тогда приключится беда пострашнее, чем смерть твоего друга Регнуса или даже гибель всей этой страны.

— По-моему, нельзя так рисковать, — сказал Фир.

— А если мы вообще не будем его трогать? В этом есть какой-нибудь смысл? — спросил Солон.

— Тогда он не попадет в руки вюрдмайстерам! — воскликнул Фир. — Это уже хорошо. В мире всего несколько магов, которые могут без опаски пользоваться Кьюрохом, ты сам это знаешь. И множество вюрдмайстеров. Если они завладеют Кьюрохом, их уже ничто не остановит.

— У меня есть одно предчувствие, — сообщил Дориан. — Может, эту подсказку мне посылает сам Бог. По-моему, так оно и есть… Меч каким-то образом связан с хранителем света.

— А я-то думал, ты давно выбросил из головы эти старые предсказания, — пробормотал Солон.

— Если ты возьмешь Кьюрох, тогда хранитель родится уже сейчас. — Дориан чувствовал, что не ошибается. — Я много лет твердил, что живу с верой в сердце, но это не совсем вера, просто жизнь в соответствии с видениями. Теперь, по-моему, Господь и впрямь хочет, чтобы мы пошли на немыслимый риск. Чует мое сердце, это к добру.

Фир вскинул руки.

— Дориан, вспомни, сколько раз Господь тебя подводил! Ты в который раз сознательно врезаешься в стену, утверждая, что так тебе велит Бог. Смех, да и только! Если этот твой единый Господь, как ты говоришь, создал все вокруг, значит, во всем есть смысл, правильно? Зачем тогда ему понадобилось посылать нам такие нелепые задания?

— Я знаю, что прав, и точка.

— Дориан, ты действительно считаешь, что мне можно воспользоваться мечом? — спросил Солон.

— Если ты им воспользуешься, все вокруг, по меньшей мере в радиусе пятидесяти миль, об этом узнают. Может, даже те, у кого вообще нет никаких дарований. Ты рискуешь вызвать слишком много магических сил, но твой верхний предел выше, чем нижний порог меча. Картинки слишком быстро меняются, я не успеваю все понять. Знаю одно, Солон: захватчик направится на Модай. — «Если Кайлар не убьет Дарзо Блинта», — прибавил Дориан про себя. — Хоть и готовились они к другой войне. Завтра прибудут суда. На них шестьдесят майстеров.

— Шестьдесят! Больше, чем в некоторых из наших школ! — воскликнул Фир.

— И по меньшей мере три вюрдмайстера, способных вызывать адских змеев.

— Попадись мне на пути человечки с крылышками, я со всех ног помчу прочь, — сказал Солон.

— Ты сходишь с ума, Дориан, — проговорил Фир. — Надо уезжать отсюда. Это королевство обречено. Они заберут Кьюрох, схватят тебя, и тогда у целого мира не останется ни капли надежды. Ввязываться стоит лишь в ту борьбу, в которой можешь выиграть.

— Без Господа нам не выиграть ни в одной борьбе, Фир.

— Только не пудри мне мозги Богом! Я не позволю Солону брать Кьюрох в руки, а тебя увезу обратно в Шо'сенди. Ты лишаешься рассудка.

— Ты опоздал. — Солон взял с кровати меч.

— Я могу отнять его у тебя, ты же прекрасно понимаешь, — прогремел Фир.

— Ты сильнее меня, не спорю, — согласился Солон. — Если попытаешься забрать этот меч, я вызову магическую силу, и ты остановишься. А майстеры в радиусе пятидесяти миль, как и сказал Дориан, узнают, что артефакт у нас, и сбегутся сюда.

— Ты не посмеешь, — пробормотал Фир.

Лицо Солона напряглось так же, как когда он, облаченный в первую синюю мантию, покинул Шо'сенди. Сейчас в нем тоже больше говорил воин, нежели один из самых сильных магов современности.

— Я это сделаю, — сказал он. — Я десять лет провел неизвестно где, но ни о чем не жалею, потому что куда приятнее жить ради чего-то и стремиться к цели, нежели стоять в сторонке и осуждать тех, кто занят делом. Надо попробовать. Ты же и сам был таким! Куда подевался тот Фир Коусат, который пошел и отыскал этот меч? Нет, я непременно рискну, надеюсь, это принесет какую-нибудь пользу. А ты, пожалуйста, не мешай мне. Сам подумай: если у нас есть возможность противостоять Халидору, нельзя ею не воспользоваться.

— Да уж… Если ты вобьешь себе что-нибудь в голову, тебя уже не остановить. Совсем как Дориан! — проворчал Фир.

— Спасибо, — ответил Солон.

— Это вовсе не комплимент.

Человек, приказавший воинам арестовать Регнуса, не сообщил ничего особенно полезного. Его схватили у постоялого двора, куда он заглядывал перекусить в полдень. Допрашивали его недолго и жестко; он назвал имя своего командира — Таддеус Блэт.

Таддеус Блэт тем временем развлекался на верхнем этаже в борделе под названием «Подмигивающая красотка». Регнус и его люди сели ждать его внизу за разными столиками, тщетно стараясь не вызывать своим видом подозрений.

Регнуса не отпускала тревога. Во-первых, он совсем не знал этого человека, во-вторых, помнил о том, что воины ходят в бордель посреди дня только в том случае, если предчувствуют серьезную беду, точнее, если им кажется, что со следующего задания они, вероятно, не вернутся. Не нравилось Регнусу и то, что они сидят у всех на виду. Много лет назад горожане узнавали его с первого взгляда, видя в нем будущего короля. С тех пор прошло много времени, и теперь на него почти не обращали внимания. Он находился в Крольчатнике, был человеком крепким, высоким, с суровым лицом. Устрашающая наружность, по-видимому, делала менее заметными его аристократические манеры.

Наконец Блэт сошел вниз. Он был смуглый, с черными сросшимися бровями и застывшим на лице выражением недовольства. Регнус поднялся из-за стола и проследовал за Блэтом в конюшню. Конюха внутри не было — ему заплатили, чтобы он не мешал. Когда Регнус вошел в конюшню, обезоруженного Таддеуса Блэта уже держали четверо воинов; из уголка его рта и из носа текла кровь. Он чертыхался.