Вейланд понял, что Эйнштейн, хорошо разрекламированный еврей, должен возбуждать чувство обиды и зависть, а его теорию относительности легко превратить в мишень для нападок. Многие, включая даже некоторых ученых, были обескуражены: им казалось, что эта теория подрывает основы мироздания и построена на абстрактных гипотезах, а не на прочной экспериментальной основе. В статьях, публиковавшихся Вейландом, теория относительности преподносилась как “величайший обман”. Из разномастной публики он создал организацию (финансировавшуюся на удивление хорошо), помпезно названную Сообществом немецких естествоиспытателей за сохранение чистоты науки.

К Вейланду присоединился и физик-экспериментатор Эрнст Герке. Особой известностью Герке не отличался, но много лет он скорее страстно, чем осмысленно критиковал теорию относительности. Эта группа провела несколько агрессивных атак на самого Эйнштейна и объявила релятивистскую механику еврейской теорией по своей природе. Затем они провели несколько собраний по всей Германии и, в частности, устроили 24 августа большой съезд в зале Берлинской филармонии.

Первым выступил Вейланд. Высокопарно разглагольствуя, он обвинил Эйнштейна в корыстном использовании своей теории и своего имени. Хотел Эйнштейн того или нет, склонность к публичности, как и предупреждали его проповедовавшие ассимиляцию друзья, была использована против него. Вейланд заявил, что теория относительности – обман, а Эйнштейн вдобавок ко всему плагиатор. Читавший по бумажке Герке сказал практически то же самое, приукрасив свое выступление большим числом научных терминов. Как сообщалось в The New York Times, собрание носило ярко выраженный антисемитский характер10.

В середине выступления Герке по залу прошел шепоток: “Эйнштейн, Эйнштейн”. Он пришел посмотреть на этот цирк и, хотя не собирался ни привлекать внимание к своей персоне, ни вступать в дебаты, не смог удержаться от смеха. Как заметил приятель Эйнштейна Филипп Франк, он всегда рассматривал события окружающего мира как зритель в театре. Сидя среди публики вместе со своим другом-химиком Вальтером Нернстом, он временами громко хмыкал, а в конце заявил, что все это мероприятие было невероятно забавным11.

Но на самом деле весело ему не было. Какое-то время Эйнштейн даже подумывал уехать из Берлина12. В раздражении он сделал тактическую ошибку – написал длинный гневный ответ, опубликованный тремя днями позже на первой странице либеральной ежедневной газеты Berliner Tageblatt, которая принадлежала его еврейским друзьям. Я абсолютно уверен, что эти два докладчика не заслуживают моего ответа, писал он, но, не ограничившись этим, продолжил. Выступления Герке и Вейланда явно антисемитскими не были, и евреев они открыто не критиковали. Но Эйнштейн утверждал, что его работа не подвергалась бы нападкам, будь он немцким националистом, со свастикой или без нее, а не евреем13.

Основное место в статье Эйнштейна было отдано опровержению Герке и Вейланда. Однако в ней были нападки и на более значимую фигуру – известного физика Филиппа Ленарда, который на этом собрании не присутствовал, но антирелятивистскую истерию поддерживал.

Ленард, лауреат Нобелевской премии за 1905 год, был первым экспериментатором, описавшим основные закономерности фотоэлектрического эффекта. Когда-то Эйнштейн им восхищался. “Я только что прочел прекрасную статью Ленарда, – спешил сообщить он Милеве Марич еще в 1901 году. – Она привела меня в такой восторг и доставила такую радость, что я непременно должен поделиться ею с тобой”. После публикации в 1905 году первой из основополагающих работ Эйнштейна о квантах света ученые обменялись комплиментарными письмами14.

Но Ленард был ярым немецким националистом, и он все больше становился нетерпим к англичанам и евреям. Он пренебрежительно относился к растущей известности теории относительности Эйнштейна и открыто выступал против абсурдных, как ему казалось, положений этой теории. Он разрешил использовать свое имя в брошюре, которую распространяли на собрании, устроенном Вейландом, и как нобелевский лауреат вел подковерную борьбу против присуждения этой премии Эйнштейну.

Поскольку Ленард воздержался от появления на сборище в Берлинской филармонии, а тон его публикации с критикой теории относительности был вполне академическим, Эйнштейну не стоило набрасываться на него в газетной статье. Но он это сделал. “Я восхищаюсь Ленардом как превосходным экспериментатором, но до сих пор он не сделал ничего выдающегося в теоретической физике, а его возражения против общей теории относительности столь поверхностны, что я даже не считал нужным отвечать на них, – написал Эйнштейн. – Теперь я намерен исправить это упущение”15.

Публично друзья Эйнштейна поддержали его. Несколько человек, среди которых были фон Лауэ и Нернст, опубликовали письмо, где утверждали, хотя и не совсем чистосердечно, что “те, кому посчастливилось достаточно близко знать Эйнштейна, могут с уверенностью сказать: трудно найти человека, которому… столь же ненавистна всякая публичность”16.

Однако на самом деле они пришли в смятение. Эйнштейна спровоцировали на публичное проявление раздражения в адрес тех, кого было принято считать недостойными ответа, и, таким образом, именно это послужило причинное еще более скандальной известности. Жена Макса Борна Гедвига, позволявшая себе свободно ругать Эйнштейна за его отношение к семье, теперь выговаривала ему: “ [Вы не должны были] позволить втянуть себя в эту неприглядную историю с написанием ответа”. Надо было проявить большее уважение, говорила она, к “уединенному храму науки”17.

Пауль Эренфест был еще более резок. “Ни моя жена, ни я никак не можем поверить, что вы сами написали некоторые фразы этой статьи, – горячился он. – Если вы действительно написали их своей собственной рукой, значит, этим грязным свиньям удалось наконец затронуть вашу душу. Я заклинаю вас всем, чем могу: не тратьте больше ни слова на это прожорливое чудовище, публику”18.

Эйнштейн был несколько смущен. “Не судите меня слишком строго, – ответил он Борнам. – Время от времени каждый должен приносить жертву на алтарь глупости, чтобы задобрить и Бога, и род людской. Это в полной мере мне удалось сделать своей статьей”19. Но он не извинился за то, что пренебрег правилом избегать публичности. “Мне необходимо было это сделать, если я хочу остаться в Берлине, где каждый ребенок узнает меня по фотографиям, – сказал он Эренфесту. – Если ты сам веришь в демократию, то и публике надо предоставить такое право”20.

Неудивительно, что Ленард был возмущен статьей Эйнштейна. Он настаивал на извинении, поскольку даже не принимал участия в антирелятивистском собрании. Арнольд Зоммерфельд, возглавлявший Немецкое физическое общество, хотел выступить посредником и уговаривал Эйнштейна “написать несколько примирительных слов Ленарду”21. Но это ему не удалось. Эйнштейн отступать отказался, а Ленард еще на шаг приблизился к кромке, отделявшей его от откровенного антисемитизма. Позднее он стал нацистом.

(У этого события имелся странный заключительный аккорд. Согласно документам из рассекреченного в 1953 году досье ФБР на Эйнштейна в отделении ФБР в Майами появился хорошо одетый немец. Он заявил дежурному офицеру, что согласно его информации Эйнштейн в опубликованной в 1920 году статье в Berliner Tageblatt признался, что является коммунистом. Этим услужливым информатором был не кто иной, как Пауль Вейланд, добравшийся до Майами и пытавшийся эмигрировать в Соединенные Штаты. До этого много лет этот отъявленный мошенник и жулик скитался по всему миру. Глава ФБР Джон Эдгар Гувер стремился доказать, что Эйнштейн был коммунистом, но безуспешно, и дело пришлось закрыть. Через три месяца в Бюро наконец отыскали и перевели статью. В ней ничто не указывало на то, что Эйнштейн был коммунистом, но Вейланд тем не менее получил американское гражданство.)22