Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня Институт экспериментальной медицины, укомплектованный лучшими специалистами и руководимый личными врачами Сталина, дает рекомендации о режиме его работы, отдыха и питания, обо всем, что может сохранить его здоровье и продлить жизнь. И пока высокооплачиваемые экспериментаторы лихорадочно ищут секрет долголетия, Сталин терпеливо ждет. Он уже покорил Россию и ее стовосьмидесятимиллионный народ. Неужели он надеется победить саму смерть?
Пока наиболее важным результатом деятельности Института экспериментальной медицины явилось создание Богомольцем знаменитой сыворотки молодости.
Известный американский врач, доктор Гамперт, с восторгом отзывался об этом открытии Богомольца. Он, в частности, отмечал, что когда немцы оккупировали Киев, то институт Богомольца, который, несомненно, был одним из самых современных научных учреждений в России, эвакуировался в Уфу и продолжал свои исследования. Доктор Гамперт писал:
«Когда удивительные свойства сыворотки Богомольца и результаты работы сотни советских экспериментаторов будут подтверждены, доктор Богомолец, несомненно, будет причислен к сонму тех героических фигур, которые открыли человечеству путь к лучшей судьбе. Надежные данные показывают, что Иосиф Сталин и стареющий президент СССР, Калинин, испытали на себе благотворное действие сыворотки Богомольца. Если наука в этот критический момент истории сможет сохранить и продлить жизнь наших наиболее опытных и достойных лидеров, то мы можем стоять на пороге новой эры…»
И далее:
«В январе 1945 года профессор Богомолец был удостоен звания Героя Социалистического Труда; ему был вручен орден Ленина и медаль “Золотая Звезда”. Его книгу “Продление жизни” прочли миллионы советских людей, и она, видимо, играет не последнюю роль в поддержании того неистребимого оптимизма, с которым многострадальный советский народ идет к победе…»
В советских больницах и родильных домах по-прежнему не хватает лекарств, антисептиков, марли и других самых элементарных вещей, которые требуются для ухода за больными и ранеными. Целые районы, опустошенные войной, лишены медицинской помощи, а те, кто страдает от малярии, не имеют даже хинина. Самым простым способом продления жизни советских людей было бы обеспечить их элементарным медицинским и гигиеническим обслуживанием, накормить, прекратить расстрелы и выпустить из лагерей двенадцать миллионов заключенных. Но в Советском Союзе, похоже, не осталось ни одного человека, который мог бы высказать эти очевидные комментарии к тому, что я рассказал.
В октябре 1935 года, когда вопрос о моем уходе из «Автомотоэкспорта» окончательно решился, я поехал в отпуск на Кавказ в санаторий для высшего командного состава Красной Армии имени Ворошилова. Сотрудник Наркомвнешторга Власов, который занял мое место, уже через несколько недель был снят за халатность. Дело было в том, что он неосмотрительно разрешил отправить через Германию несколько парашютов, которые Турция заказала для своего национального праздника. И эти парашюты пропали в пути. Сталин, которому доложили об инциденте, вызвал Власова «на ковер» и объявил ему строгий выговор, а в Турцию тем временем была послана новая партия парашютов.
Санаторий командного состава, в котором я отдыхал, представляет собой пять великолепных пятиэтажных корпусов, каждый из которых выходит своим застекленным фасадом к морю. Роскошь и комфорт этих зданий строго соответствуют рангу тех, кто в них размещается. Высшее командование размещается в отдельном корпусе, оборудованном по последнему слову техники. Здесь созданы максимальные удобства для полного наслаждения свежим воздухом, солнцем и тишиной на террасах, которые оборудованы специальными устройствами для дозирования солнечного света с помощью подвижных перегородок. Специально сконструированный фуникулер доставляет отдыхающих на пляж, избавляя их от малейшего напряжения сил.
На сооружение этого замечательного комплекса, стоящего на вершине скалы, было затрачено десятки миллионов рублей. Не случайно Ворошилов приказал принять все меры, чтобы построенное не могли видеть со стороны. Эти здания и их внутреннее убранство могли созерцать только избранные. Я был поставлен в очень неловкое положение визитом моего бывшего клиента, военного атташе Турции, капитана Энвер-бея, которого в довершение всего сопровождал иностранный корреспондент. Было невозможно отказать этому иностранному гостю, но начальник санатория не скрывал от меня своего беспокойства по поводу возможных последствий для него этого визита.
Когда я приехал туда в 1935 году, строительство санатория только что было закончено. Тех из моих читателей, у кого описываемая роскошь, в которой отдыхали генералы и полковники Красной Армии, вызовет зависть, могут утешиться тем, что примерно девяносто процентов тех, кто отдыхал там, в ближайшие три года были расстреляны или просто исчезли в ходе чистки.
По возвращении в Москву я снова попросил направить меня в авиационную академию, и эта просьба была поддержана моими друзьями в Генштабе. Но Сталин, который сам решает, куда направить того или иного ответственного работника, сказал «нет». «Он уже достаточно образован», – это были его слова, как их мне передал заведующий отделом загранкадров Центрального Комитета партии. Литвинов, узнав, что я ушел из Наркомвнешторга, попросил откомандировать меня в распоряжение Наркоминдела. Так я был назначен первым секретарем нашей миссии в Афинах и в декабре 1935 года выехал в Грецию.
По пути я сделал остановку в Софии, где встретился с моим другом, посланником Раскольниковым. Он был еще достаточно молод, прекрасно выглядел и был в отличном настроении. В Болгарии он вел очень активную работу по привлечению славянских симпатий на сторону Советской России. В свободное время он писал роман – помимо всего прочего, этот бывший командир красной флотилии на Волге и Каспии был неплохим литератором – его пьеса «Робеспьер» была поставлена в Москве и имела успех.
Когда мы с Раскольниковым и его женой гуляли в саду миссии, мы не могли представить, что наша судьба скоро будет похожа на судьбу последователей Робеспьера, последних якобинцев, которые вынуждены были бежать от гильотины. Покоритель Казани и Северной Персии в 1938 году отказался вернуться в Россию. Более года он вынужден был скрываться и в июле 1939 года прислал мне письмо откуда-то с французской Ривьеры. Это было открытое письмо с разоблачением сталинской диктатуры, очень умное и страстное. Спустя несколько недель после публикации письма он умер в состоянии умопомешательства, по мнению его друзей, в результате отравления ядом. В ходе нашей встречи я с удовольствием рассказал ему, что его знаменитая военная операция в Энзели в 1920 году изменила мою жизнь, направив интересы на Восток.
На вокзале в Афинах меня встретил посланник Кобецкий, и мы вместе поехали в нашу миссию. После московской суеты и нервотрепки здесь было так спокойно!
В то время Греция переживала период непростых перемен. За несколько лет сменилось несколько режимов. За год до моего приезда сын крестьянина, генерал Кондилис, бывший друг Венизелиса, провозгласил себя диктатором. В ответ его прежние друзья в марте 1935 года подняли мятеж венизелистов, который он подавил. Страна в этот период была расколота почти поровну между сторонниками монархиста Салдариса и республиканцами, упорно поддерживавшими Венизелиса и Софулиса.