Ого, да этот пастушок отсутствием скромности явно не страдает!

— Тебя наверняка волнует, — продолжал Богданов, — как я стал таким. Если честно, иногда мне хочется вернуться в прошлое и никогда не знать, на что я способен. Но мне этого не дано...

— Значит, ты не такой уж и Всемогущий? — перебил я его.

Он пожал плечами:

— Не знаю. Я ведь еще не до конца освоил свои возможности. Понимаешь, чтобы творить чудеса, надо соблюдать определенные правила. А вообще, если это тебе так интересно, — вдруг оживился он, — давай я тебе расскажу все по порядку...

До десятого класса Олег жил, как все мальчишки его возраста. Если не считать того, что у него не было отца. Ссорился с бабкой, часто ругался со своей старшей сестрой, которая постоянно пыталась его «воспитывать». Если он и обладал с рождения какими-то суперспособностями, то не подозревал об этом. Будущее свое он представлял смутно. Учился неважно, ни один школьный предмет его не привлекал. Друзья у него были, но не такие близкие, чтобы с ними можно было делиться мыслями и переживаниями.

В десятом классе Олег полез на чердак своего дома, где хранилось всякое барахло, и там, в мешке со старыми книгами, нашел Евангелие дореволюционного издания. Книга неплохо сохранилась, и Олег из любопытства перелистал ее на досуге. О Боге и прочих религиозных штучках он никогда не задумывался, да и бабушка его Нина Ивановна, в отличие от своих сверстниц, не была набожной — скорее, наоборот. В молодости она жила в монастыре монашкой и на всю жизнь сохранила стойкое отвращение к служителям церкви, потому что своими глазами видела, как те, кто должен был служить образцом добродетели, не останавливаются перед любыми грехами в поисках личной выгоды.

Сначала книга не заинтересовала Олега. Он с трудом продирался сквозь старославянский язык, с усмешкой читал описания различных чудес и жития святых.

Но однажды случилось нечто такое, что перевернуло все представления мальчика о мироздании.

Как-то утром сестра принялась пилить Олега за то, что тот ничего не делает по дому, а только лежит целыми днями да почитывает всякую муть. А они с бабкой, мол, должны его обслуживать, как рабыни. Ну, и так далее, в том же духе... Олег вспылил и ответил сестре грубостью. Разговор между ними происходил наедине, свидетелей не было, иначе потом все поняли бы, что именно Олег стал причиной смерти своей сестры. Потому что в пылу ссоры он крикнул: «Хочу, чтоб тебя придушил кто-нибудь под забором, потаскуха!» Сестра, естественно, отомстила ему хлесткой пощечиной, заорала, что он больше для нее не существует, и, хлопнув дверью, ушла на работу. А вечером пожелание Олега сбылось в полном соответствии с его словами.

И тогда Олег впервые заподозрил, что его пожелания могут сбываться. Он принялся экспериментировать. Первые же опыты показали, что реализуются не все пожелания, а только те, которые связаны с другими людьми. Все, что относилось к самому Олегу, каким-то образом блокировалось. Кроме того, объект пожелания должен был воспринять его: услышать или прочитать. А максимальный эффект воздействия на окружающих достигался лишь тогда, когда в руках Олега находилось Евангелие — и с тех пор он не расставался с книгой.

Гибель сестры «от заклинания» потрясла Олега. И он поклялся не произносить больше ни одного слова, способного причинить вред людям. Именно поэтому он стал «немым». К тому же, по его мнению, это было своеобразным искуплением его греха. И еще Олег дал себе клятву использовать свой дар на благо людям. Так у него возникла идея «открыток с пожеланиями», которые он тайно подбрасывал в почтовые ящики соседям по поселку. Он не хотел, чтобы кто-то знал о его способностях, поэтому и не подписывал свои послания.

— Ну и как ты сам все это объясняешь? — спросил я, когда Олег умолк.

А никак он это не объяснял. Просто-напросто творил добро, вот и все.

— Добро? — усмехнулся я. — По-твоему, в этом заключается добро?

— А разве нет? — удивился он. — Разве я кому-то принес зло? Я старался дать людям радость и счастье!

— Валентина Филипповна, мужа которой ты заставил восстать из могилы, вряд ли так считает, — сообщил я. — Я вчера беседовал с ней, и она мне жаловалась на то, что в связи с воскрешением ее Василия теперь возникают разные проблемы.

— Какие? — встрепенулся Олег. — Ты скажи, и я все улажу!

— Василий теперь вынужден скрываться ото всех, — сказал я. — И, кстати, на его месте я бы сделал то же самое. Иначе как он объяснит всем окружающим, что за чудо его оживило? У него теперь нет ни документов, ни возможности получить работу, ни нормальной жизни.

Парень упрямо помотал головой:

— Я знаю одно: этот мир плох потому, что никто не мог изменить его. Но теперь все будет по-другому. Я сделаю людей лучше, и тогда каждому жить станет легко и в радость. Я заставлю всех творить только добро, и в мире не останется места для зла. Я устрою рай на Земле, и человечество заживет радостно и счастливо...

— Дурачок, — сказал я, и он вздрогнул, как от удара по щеке. — Ты так и не понял самого главного: нельзя навязывать людям счастье. То, чего ты хочешь, погубит человечество.

Олег резко вскочил, и я тоже поднялся на ноги.

— Мне все равно, что ты и твои начальники по этому поводу думают! — с вызовом бросил он. — Вы уже не сможете мне помешать! Я хочу, чтобы...

Я не дал ему докончить эту опасную фразу.

Больше всего я боялся, что сработает вето на убийство, наложенное кем-то еще до рождения Олега, и либо я промахнусь, либо пистолет даст осечку, либо пуля отскочит от груди «немого», словно резиновая.

Однако после выстрела в упор Олег рухнул, будто подкошенный, выронив свою «волшебную» книгу.

Коровы перестали жевать траву и бросились врассыпную.

Я склонился над телом Богданова. Пуля пробила его грудь насквозь. Кровь быстро пропитывала его белую рубашку. Парень не дышал, и пульс у него отсутствовал.

И тут я открыл для себя еще одно страшное следствие навязанного кем-то человечеству бессмертия. Раньше оно мне просто не приходило в голову. А теперь я испытал его на себе.

Ни один убийца в мире отныне не будет мучиться угрызениями совести, если будет знать, что его жертва оживет, даже если он размозжит ей голову или расчленит на мелкие кусочки. И когда-нибудь убийство станет чем-то вроде щекочущего нервы увлечения. Как расправа с виртуальными монстрами в комп-игре. Наверняка любителей нового «экстрима» найдется в избытке, и даже возможность превратить свою жертву в «пустышку» их уже не остановит...

Кстати, интересно, скоро оживет Олег или нет? Пусть лучше задержится на том свете, как это ни кощунственно звучит. А когда это произойдет, пусть он забудет про свои чудесные способности! В то же время не хочу, чтобы он становился абсолютной «пустышкой». Наверное, лучше всего, если он просто станет другим.

Вдруг меня кольнула неприятная мысль: а если все-таки он «вернется» прежним Всемогущим? Что ты с ним будешь делать? Стрелять в него снова и снова, пока в обойме не кончатся патроны? А иначе как остановить этого наивного романтика, задумавшего, ни много, ни мало, изменить весь мир?