– Мой тоже.

– Привяжите к дереву! – Подавая пример, Рошфорспрыгнул с седла и торопливо обмотал поводья своего коня вокруг ветки. –Пусть отдохнут, можно добежать и пешком!

Они кинулись к Грамартену, до которого было не болеечетверти лье. Первого же встречного, попавшегося им на пути, Рошфорбеззастенчиво сграбастал за воротник и проговорил, запыхавшись:

– Не проходил ли тут королевский мушкетер?

Прохожий, судя по виду, обыкновенный горожанин, к тому же неотмеченный печатью особого ума, пожал плечами:

– Это вы про кого, милсдарь? Проходили тут всякие, нони одного с мушкетом… Чего не было, так это мушкета…

С превеликим терпением Рошфор продолжал:

– На нем должен быть синий плащ с крестом и лилиями…Короткий такой, спереди и сзади – кресты с лилиями…

– Чего-то было похожее, – сказал провинциал,старательно почесывая в затылке. – Только плащ на нем был почти что и несиний, пропылился насквозь. А шитье, верно вы говорите, вроде креста с лилиями…Если вы его имеете в виду, так он проходил. Дал мне монету и спросил насчетпродажных лошадей. Юнец совсем, голосок звонкий, чисто женский. Ну, я емусказал чистую правду: продажных девок у нас с полдюжины сыщется, потому чтоживем поблизости от большой дороги и в них частенько бывает нужда у господпроезжающих, а вот продажных лошадей на данный момент не имеется… Тогда юнецпорасспрошал, как ему пройти к гостинице, я подробно объяснил – за пистоль-токак не услужить со всем прилежанием? Он и пошел прямиком в «Корону Франции»…

– Где это?

Горожанин замялся, явно рассчитывая заработать и на этихпутниках, но Рошфор яростно встряхнул его, крикнув:

– Служба кардинала!

– Так бы и сказали, милсдарь… – Местный жительмгновенно стал прикидывать, куда бы ему скрыться от сложностей большого мира,столь неожиданно обрушившихся и на эту глушь. – Пойдете вон туда, гдесвиньи в пыли валяются, повернете налево мимо вывески бочара – вон там бочка наней нарисована – и через сотню шагов упретесь прямехонько в «Корону Франции»…Милсдарь, у нас тут не предвидится никакой войны? Чтоб успеть убежать чтоб…

Не ответив, они пустились в указанном направлении.Оказалось, местный тугодум не соврал и направил их прямехонько в гостиницу.

Имея дело с одним-единственным противником, опасным главнымобразом не оружием, а тем, что подсыпает в питье, не следовало тратить время надолгий осмотр и разведку. Они вошли в гостиницу, не отряхнувшись от пыли, и,едва хозяин заспешил навстречу с приторной профессиональной улыбкой, Рошфор,ухватив его за горло, загнал в угол, сказал тихо, но внушительно:

– Ни единого звука, иначе прикончу. Служба кардинала.Где мушкетер? Где мушкетер в синем плаще, я тебя спрашиваю? Отвечать коротко ибез путаницы, иначе гостиницу спалим, а самого именем кардинала вздернем наворотах…

– Помилосердствуйте, господа… – прохрипел хозяинтихонько. – Я добрый католик, к чему такие приступы?

– Где мушкетер?

– Никакой это не мушкетер, а переодетая девица… Но колиона платит полновесными пистолями, какая мне разница?

– Где она, спрашиваю?

– На втором этаже, под номером семь…

– Одна?

– Ну конечно. Велела подать еды, вина и не беспокоить.Просила срочно раздобыть коня, обещала заплатить сверх меры, и я послалпарнишку в Верюссак, это пол-лье отсюда… Там-то хватает лошадиных барышников…

– Понятно, – сказал Рошфор. – А теперьпрячься куда-нибудь и сиди тихо, как мышь, если ты и впрямь добрый католик. Аесли станешь орать или попробуешь помешать…

– Господа, господа! Всячески готов содействовать…Может, мне с мушкетом внизу постоять?

– Сказано тебе, спрячься и не мешай! – шепотомприкрикнул Рошфор, и они с д’Артаньяном стали тихонечко подниматься полестнице.

Осторожно попробовав дверь седьмого номера, Рошфор распахнулее одним толчком, и они ворвались внутрь.

Констанция проворно вскочила с постели – она так и не сняласапог, лишь сбросила пропыленный мушкетерский плащ, – кинулась к окну, нод’Артаньян загородил дорогу, схватил девушку за плечи и что есть сил оттолкнулв угол. Она упала, но тут же выпрямилась, ненавидяще сверкая глазами.

Так и стояла в углу, словно наказанный школяр: прямая,красивая, с рассыпавшимися волосами, в распахнувшейся мужской рубашке. Как ниудивительно, она оставалась столь же очаровательной, ярость вовсе не исказилаее прелестного личика, а вот рубашка сползла с круглого плеча, и д’Артаньянотчетливо рассмотрел полустертую морду крылатого венецианского льва, зверясвятого Марка.

Рошфор произнес с ледяным хладнокровием:

– Я вижу, моя дражайшая супруга, вы не испытываете итени расположения к законному мужу? Ваши глаза так холодны, хотя мы не виделисьдесять лет, госпожа графиня…

Лицо Констанции осталось почти спокойным. Она ответила стольже холодно:

– Прошло слишком много времени, дорогой супруг, и моичувства к вам успели увять…

– Интересно, они были когда-нибудь?

– Ну конечно же, нет, – усмехнулась она однимигубами. – Но, помнится мне, я полгода щедро платила вам за имя и титул,чуть ли не каждую ночь… Нельзя же сказать, что вы вовсе не получили никакогоудовольствия, граф? К вам это тоже относится, д’Артаньян…

– И все же вы преспокойно собрались меня убить…

Констанция улыбнулась:

– Ну что было делать, если вы мне мешали, граф? Ужетем, что жили на свете…

– Поразительно, – хрипло произнесд’Артаньян. – Она ведет себя, как ни в чем не бывало, ей все нипочем…

– А чего вы от меня ждете, шевалье? – спросилаКонстанция. – Что я, по-вашему, должна делать?

– Покаяться в грехах…

– Простите, но ни один из вас не является духовнымлицом, – произнесла она с нескрываемой издевкой.

Подняла руку – на указательном пальце блеснул огромныйкрасный карбункул – и преспокойно запахнула рубашку, прикрыв заклейменное плечои грудь.

– Я ее сейчас убью… – задыхаясь от ярости,проговорил д’Артаньян.

– Вы уверены, сударь, что у вас это получится? –обольстительно улыбнулась молодая жен– щина.

Д’Артаньян выхватил шпагу до половины – и убрал руку сэфеса, отчего клинок мягко скользнул назад в ножны…

У него не поднималась рука. Будь это мужчина… О, будь этомужчина! Но перед ним стояла слабая женщина, пусть даже убийца самого дорогогона свете существа… Он не мог. Рука не поднималась. Дворянин из Беарна не могвонзить клинок с сердце молодой, красивой женщины, выглядевшей столь слабой ибеспомощной, – даже зная все о ней, не мог… Слишком многое мешало.