300-летняя история российско-китайских взаимоотношений свидетельствует, что в них накопилось огромное количество претензий, обид, противоречий и непонимания. Но были еще и субъективные факторы, как-то: разница дипломатических этикетов, национально-психологические комплексы собственного превосходства, достигавшие и тогда, и впоследствии стадии национального шовинизма и этноцентризма. Все это аккумулировалось в национальном сознании народов двух государств, отражалось в их политике и во взаимоотношениях друг с другом.

Национально-психологические особенности китайской нации и их влияние на развитие отношений с Россией всегда стояли в центре внимания российских специалистов. Действительный член Императорского Общества востоковедов и Общества русских ориенталистов Н. Штейнфельд, в начале XX века сделавший ретроспективный анализ политики России в отношении Китая, писал:

«Дружеские чувства китайцев к русским одни приписывают нашему добродушию и уступчивости, другие же видят в этих качествах, наоборот, тормоз к сближению, потому что народы, стоящие на таком низком уровне культуры, как население Маньчжурии, преклоняются только перед силой. Существует мнение, что коренное различие европейской и китайской культур вообще не допускает духовного единения в силу полного взаимного недопонимания. В качестве методов сближения одни рекомендуют панибратство с китайцами в славянском духе, другие — высокомерие, как подражание испытанному приему британской колониальной политики в Китае. В английских колониях китайцев не допускают, напр., в театры, клубы, отели, городские сады («китайцев и собак не вводить»), не садят в вагон, где едут европейцы, и т.д. Что выбор методов зависит именно от европейцев, это доказывают результаты: с русскими китайцы фамильярны и грубы, с англичанами раболепны. Но сближение в обоих случаях одинаково сомнительно и неискренне».

С мнением Н. Штейнфельда соотносится и эмоциональное, однако довольно глубокое утверждение российского дипломата А. Максимова:

«Генерал Н.Н. Муравьев, ознакомившись с характером китайцев, пришел к заключению, что лучший способ действия с этим двуличным народом — самая упорная настойчивость, опирающаяся на силу. Он отлично знал, что китайцы легко доходят до дерзости, когда видят, что боятся их раздражить, и делаются робкими и уступчивыми при должном проявлении силы, достоинства, энергии и настойчивости. Новый деятель на поприще нашей политики с Китаем хорошо раскусил народ, с которым он имел дело. Проявляя необыкновенную решительность в своих действиях, настойчивость в требованиях и энергию при устранении всех лежавших на пути препятствий, генерал Н.Н. Муравьев разом поднял на крайнем Востоке совершенно стертое временем обаяние русского имени, быстро достиг неожиданного и беспримерного успеха».

В конечном счете к началу XX века Китай, несмотря на свои огромные размеры, многочисленное народонаселение и амбиции превосходства, пришел крайне слабым в политическом, военном и экономическом отношениях. И одной из тех сил, которые, по мнению Цинского двора, довели Китай до такого состояния, была Россия. Этого в Китае не забывали никогда на протяжении всего XX века, просто иногда отставляли в сторону.

В целом две империи никогда не находились в состоянии открытой межгосударственной конфронтации (войны). Никогда ни Россия, ни Китай не объявляли друг другу войны. Сам по себе этот факт является, безусловно, положительным потенциалом в развитии российско-китайских отношений.

Однако, и это тоже немаловажно, никогда отношения между двумя державами не характеризовались высоким уровнем доверия и взаимовыгодного сотрудничества. Стороны не доверяли друг другу, а их различия были настолько глубоки и всеобъемлющи, что ни о каком взаимодействии в принципе не могло идти и речи.

Никаких подвижек к сближению, прежде всего в военно-политической сфере, за первых три столетия российско-китайских взаимоотношений не произошло. В бурном XX веке сближение между двумя государствами носило скорее тактический, конъюнктурный характер, носивший отчетливый идеологический отпечаток. Китай принимал от России (СССР) помощь и поддержку только тогда, когда это было выгодно ему из конъюнктурных соображений. Никаких глубинных мотивов цивилизационно-культурного плана в этих взаимоотношениях не было. Потому они и были неизбежно обречены на провал, как о том свидетельствует история.

Уже упоминавшийся российский дипломат и ученый А.Я. Максимов имел свою своеобразную точку зрения на Китай и его политику на мировой арене. Он призывал никогда не доверять Пекину, обосновывая свою позицию анализом истории российско-китайских взаимоотношений:

«Мы забываем, что* имеем дело с государством, положившим в основу дипломатических и политических сношений с европейцами двуличность, бесцеремонность, наглость, хитрость и подтасовку.

Действительно, Китай уже получил всемирную известность тем, что никогда не считал и не считает нужным строго придерживаться заключаемых договоров. На бумаге китайское правительство, прижатое к стене, всегда соглашается на всевозможные сделки, подписывает самые разнообразные трактаты и договоры, которые, по китайским понятиям, ни к чему особенному не обязывают. Исторические факты доказали и доказывают, что Китай подписывал десятки трактатов с затаенным намерением не выполнять пунктов и статей, сильно расходившихся с его интересами. Вследствие этого он всегда старался и старается оттягивать выполнение принятых на себя обязательств, особенно для него не выгодных, оттягивать чуть ли не до бесконечности при помощи самых неблаговидных и недобросовестных доводов и способов. В то же время Китай настойчиво хлопочет о выполнении статей договоров для него выгодных и полезных. Вообще, двуличная политика Китая всегда была тормозом наших действий на крайнем Востоке, тем более что все отношения к Китаю в Амурской области и Уссурийском крае мало соответствовали прямой, твердой политике могущественного государства относительно ничтожного, сравнительно, соседа.

Из вышеизложенного очевидно, что заключить договор с Китаем — дело одно и, нужно сознаться, часто чрезвычайно трудное; а заставить его выполнить заключенный договор — дело другое, иногда несравненно труднейшее. Китай не признает европейских приемов в дипломатии, не признает святости трактатов и договоров — это он доказал уже много раз и чаще всего России. В отношении последней Китай был всегда особенно смел и нахален. Виной тому — наше излишнее миролюбие, а также не идущие к делу великодушие и уступчивость. Мы чрезвычайно редко решались в отношении Китая на энергичный образ действий, всегда избегали и находили излишним репрессалии, столь полезные при сношениях с подобным варварским правительством, каково китайское, склонное преувеличивать свою силу и могущество. Мы упустили из виду образцовый прием сношений с Китаем французов и особенно англичан, которые чаще прибегали к содействию штыка и пули, чем дипломатического пера, и всегда добивались лучших и наивыгоднейших результатов.

Подобная наша неумелость вести дела с Китаем основывается главным образом на незнакомстве с характером китайцев. Мы составили о последних чрезвычайно ложное мнение. Со словом «китаец» в воображении большинства связывается понятие о существе слабом, апатично-сонливом и вместе с тем тихом и безответном. Между тем китайцы далеко не таковы, какими их представляет себе значительная часть русского общества и почти все русские дипломаты. Надо помнить, что это — враг серьезный, настойчивый, терпеливый, энергичный и ловкий; вместе с тем враг в высшей степени хитрый, двуличный, притом злой и злопамятный. Злость китайцев доказана историческими фактами жестокого усмирения внутренних смут. Кровожадность их доходит до апогея. При усмирении бесконечных восстаний то тайпинов, то племени мяоцзе, то мусульман китайцы убивали миллионы мужчин, женщин и детей, истребляли целые народы, как, например, цзюньгаров. Наряду с виновными погибали невинные. По китайским понятиям, все девять колен родства должны быть казнены за одного бунтовщика.