Тобольский губернатор Станкевич, ненавидевший Распутина, тотчас списался с Петроградом" и, немедленно получив от счастливого Джунковского согласие, дал ход делу. Себе на погибель...

«Дело должно было слушаться в волостном суде, – вспоминал Белецкий, – и очень волновало Царское Село». А Распутина – не волновало. Узнав, что губернатор задумал посадить его на три месяца за пьянство и приставание к пассажирам, мужик, согласно донесениям агентов, «только плюнул и сказал: „Что мне губернатор!“

И он был прав. Бедный губернатор не знал закона, который был ведом мужику – стоит на него напасть, и... Так что Станкевич сам подписал свою отставку.

В Царском Селе «Наш Друг» не без иронии объяснил, что «пьян не был... а новобранцев угощал из патриотических соображений».

«КУДА МЫ ИДЕМ, КУДА МЫ ИДЕМ?»

В начале августа в кругах, близких к трону, поползли сенсационные слухи, которым просто боялись поверить. Именно тогда в имение Юсуповых в Крыму пришло странное послание...

Война застала чету Юсуповых в Германии. Они буквально чудом избежали ареста – сумели сесть в последний поезд, уходивший в Россию.

В их жизни произошло радостное событие: красавица Ирина родила дочь. Но и молодая мать, и маленькая – обе часто болели и, спасаясь от ужасного столичного климата, подолгу жили в Крыму. В августе из Петрограда (где он проходил военную подготовку) приехал Феликс.

Ему вдогонку Зинаида Юсупова прислала с доверенным человеком загадочное письмо, необычайно взволновавшее Феликса: «9 августа... В общем, все отвратительно и в особенности в сфере Валидолов... Книжка имеет громадное влияние, и на днях оно проявится в сфере большой перемены... Я об этом писать пока не смею и даже знать не должна, но по-моему все это будет пагубно... Если не ты, то Ирина, наверное, догадалась в чем дело... устала писать такое сложное письмо... Валидол вместо Bonheur».

Письмо было написано шифром, и мать, не веря в сообразительность сына, надеялась на умную Ирину.

Думаю, Ирина легко справилась с этой задачей. Постараемся и мы проделать ее работу вековой давности. «Валидол» – от слова «вали». Так в Турции называли властителей – египетского пашу, молдавского господаря... Так Зинаида называет царя и Царскую Семью. «Книжка» – это Распутин, который все время цитировал Библию – Священную книгу. «Bonheur» (по-французски «счастливчик») – это Николай Николаевич. Так его прозвали при дворе в начальный – счастливый – период войны.

Итак, Зинаида сообщала сыну следующее: «В общем, все отвратительно и в особенности в Царской Семье. Распутин имеет громадное влияние, и на днях оно проявится в сфере большой перемены (имеется в виду смещение Николая Николаевича с поста Верховного). Я об этом писать пока не смею и даже знать не должна, но по-моему все это будет пагубно... Царь вместо Николая Николаевича».

Все то же: «В России все секрет и ничего не тайна»... Несмотря на строжайшую секретность, двор уже знал и о «большой перемене», и о «громадном влиянии» Распутина.

Известие о смещении великого князя, столь популярного в армии, вызвало общий шок И все (как и Зинаида) верили: за этим стоит он – Распутин!

Из показаний князя Щербатова: «Решение императора сделаться Верховным главнокомандующим (хотя за две недели он говорил, что об этом речи быть не может) объясняли влиянием императрицы и Распутина... Но я думаю, что как человек слабовольный, он всегда боялся (и на этом играли)... всякого человека, который играл слишком большую роль, будь то Столыпин или великий князь Николай Николаевич. Мы полагали, что Государь не обладает ни тактическими, ни стратегическими способностями и ничего полезного не внесет в смысле военном... но внесет в Ставку те отрицательные качества, которые всегда двор вносит в военную среду. Затем... пребывание в Ставке технически делало невозможным правильное управление страной. Если министрам туда ездить и обратно, хотя бы раз в неделю, это лишило бы каждую неделю на двое с лишним суток всякого правительства...»

Князь был прав. После отъезда царя в Ставку управление страной постепенно перейдет в руки царицы. Ее мечта сбылась.

И началось... Джунковский вспоминал, что он «понял свою судьбу уже 10 августа из слов Распутина, сказанных моему агенту в Покровском... Он сказал: „Ну, а ваш Джунковский...“ и свистнул. А 16 августа была записка Государя о том, что я должен уйти». Газеты полнились слухами о готовящемся «перемещении самых высших чинов».

Николай поехал объявить «Грозному дяде» об отставке. Как молилась Аликс, как боялась, что он передумает...

«22 августа... Бог помазал тебя на коронации, поставил тебя на твое место, и ты исполнил свой долг... Все к лучшему, как говорит Наш Друг, худшее позади... Я протелеграфирую Нашему Другу сегодня вечером, чтобы Он особенно помолился о тебе... Встреча с Н. не будет приятной – ты ему верил, а теперь убеждаешься в правоте того, что Наш Друг говорил столько месяцев тому назад, что он неправильно поступает по отношению к тебе, твоей стране и твоей жене... Бог – с тобой, и Наш Друг – за тебя, поэтому все хорошо, и позднее все тебя будут благодарить за то, что ты спас страну... Левые в ярости... карты их раскрыты, и ясна их интрига, для которой они хотели пользоваться Н.»

Перед отъездом она передала ему маленькую гребенку Распутина. И сам «Наш Друг», и его вещи – все должно было помогать ей... «23 августа... Не забывай расчесывать волосы перед всяким трудным разговором или решением. Эта маленькая гребенка принесет помощь...»

Но вдовствующая императрица («тетя Минни», как звали ее в большой Романовской семье) все поняла. Она не обманывалась насчет роли мужика – она слишком хорошо знала невестку.

Из дневника великого князя Андрея Владимировича: «24 августа... Днем был у тети Минни... нашел ее в удрученном состоянии... она считает, что удаление Николая Николаевича приведет к неминуемой гибели. Она все спрашивала: „Куда мы идем, куда мы идем? Это не Ники, не он... он – милый, честный и добрый, это – она... она одна ответственна за все, что происходит“... Она еще прибавила, что это напоминает ей времена императора Павла, который в последний год начал удалять от себя всех преданных людей, и печальный конец нашего предка мерещится ей во всем ужасе».

Из дневника вдовствующей императрицы Марии Федоровны: «21 августа... Все мои слова были напрасны... Все это не умещается в моем мозгу».

25 августа Ники сообщил Аликс из Ставки о самом трудном разговоре в его жизни: «Благодарение Богу, все прошло... и вот я опять с этой новой ответственностью на моих плечах, но да исполнится воля Божия!.. Все утро этого памятного дня 23 августа, прибывши сюда, я много молился и без конца перечитывал твое первое письмо. Чем больше приближался момент нашей встречи, тем больше мира воцарялось в моей душе. Н. вошел с доброй, бодрой улыбкой и просто спросил, когда я прикажу ему уехать. Я таким же манером ответил, что он может остаться на два дня; потом мы поговорили о вопросах, касающихся военных операций, о некоторых генералах и прочее, и это было все».