Прежде чем уйти, я снова попытался рассказать ей, как много значила ее жертва и как кусочек себя, который она мне дала, спас нас всех.

– Честное слово, без этого пальца я никогда не смог бы…

Но как только я начал говорить, она отвернулась, как будто слова благодарности жгли ей уши.

Рейналдо поспешно вытолкал меня за дверь.

– Извини, у Матушки Пыли еще очень много пациентов.

Эмма встретила меня в коридоре.

– Ты выглядишь прекрасно! – заявила она. – Слава птицам! Этот укус уже не на шутку меня беспокоил…

– Не забудь сказать ей о своих ушах, – перебил ее я.

– Что?

– О своих ушах, – повторил я уже громче и для верности показал на ее уши. После библиотеки у Эммы в ушах стоял беспрестанный звон. Во время нашего бегства ей приходилось руками освещать дорогу, что не позволяло ей зажимать уши, спасаясь от ужасающего грохота, который в буквальном смысле слова был оглушительным. – Главное, ничего не говори о пальце!

– О чем?

– О пальце! – повторил я, показывая ей свой палец. – Это ее очень задевает. Я не каламбурю…

– Почему?

Я пожал плечами.

– Понятия не имею.

Эмма вошла в кухню. Три минуты спустя она вышла оттуда, щелкая пальцами возле ушей.

– Потрясающе! – воскликнула она. – Все так отчетливо слышно!

– Слава богу, – вздохнул я. – Я уже устал кричать.

– Ха. Кстати, я упомянула палец.

– Что? Зачем?

– Из любопытства.

– И?

– У нее задрожали руки. Потом она что-то пробормотала. Рейналдо отказался мне переводить и практически выгнал меня за дверь.

Я подумал, что было бы неплохо попытаться с этим разобраться. Но в настоящий момент мы так устали и проголодались, что запах пищи, достигший нашего обоняния, заставил нас забыть обо всем на свете.

– Идите есть! – закричала с противоположного конца коридора мисс Королек, и на этом наш разговор оборвался.

* * *

Наступила глубокая ночь. Чтобы поесть, мы собрались в библиотеке Бентама, потому что только в этом просторном помещении мы все могли расположиться достаточно комфортно и не чувствовать себя в тесноте. В камине потрескивал огонь, а стол ломился от угощений, которые принесли благодарные местные жители. Тут была жареная курица, картошка, дичь и рыба (которой я избегал, опасаясь, что ее могли поймать в Канаве). Мы ели, беседовали и вспоминали приключения нескольких последних дней. Мисс Сапсан еще почти ничего не слышала о нашем путешествии с Кэрнхолма в разбомбленный Лондон и поисках мисс Королек, и ее интересовало все, до мельчайших подробностей. Она была великолепным слушателем и всегда смеялась, если рассказывали что-то смешное, и ахала, восхищаясь нашей смелостью и находчивостью.

– А потом бомба упала прямо на пустóту и разнесла ее на мелкие кусочки! – воскликнула Оливия, взлетая над стулом. – Но мы были одеты в странные свитера мисс Королек, и поэтому шрапнель нас не убила!

– О боже! – прошептала мисс Сапсан. – Какое счастье!

Когда наши истории подошли к концу, мисс Сапсан какое-то время сидела молча, глядя на нас со смешанным выражением грусти и восхищения на лице.

– Я так вами горжусь, – наконец произнесла она, – и мне так жаль, что с вами все это произошло. Вы и представить себе не можете, как мне хотелось бы, чтобы рядом с вами была я, а не мой вероломный брат.

Мы помолчали, вспоминая Фиону. Хью начал уверять, что она не умерла, а просто потерялась. Деревья смягчили ее падение, – сказал он, – и теперь она, вероятно, бродит где-то в лесу неподалеку от зверинца мисс Королек. Возможно, падая со скал, она ударилась головой и забыла, кто она и откуда. Или просто прячется…

Он обвел наши лица взглядом, полным надежды, но мы избегали смотреть ему в глаза.

– Я уверена, что она найдется, – заверила его Бронвин.

– Зачем подавать ложную надежду? – спросил Енох. – Это жестоко.

– Да уж, ты по части жестокости специалист, – презрительно заметила Бронвин.

– Давайте сменим тему, – предложил Гораций. – Я хочу знать, как собака спасла Джейкоба и Эмму из подземки.

Эддисон с готовностью вскочил на стол и начал повествование, которое он приукрасил таким количеством лирических отступлений, описывающих его героизм, что Эмме пришлось перехватить у него инициативу. Мы вместе рассказали друзьям о том, как нашли дорогу в Дьявольский Акр и как с помощью Бентама организовали свое мини-вторжение в крепость тварей. И тут на меня посыпались вопросы. Все хотели что-то узнать о пустотах.

– Как ты обучился их языку? – спросил Миллард.

– Что ты чувствуешь, когда их контролируешь? – поинтересовался Хью. – Ты представляешь себя одним из них, как это делаю я со своими пчелами?

– Это щекотно? – хотела знать Бронвин.

– Тебе хотелось бы держать пустóту вместо домашнего животного? – спросила Оливия.

Я отвечал, как мог, но, боюсь, мои ответы были маловразумительными, потому что описывать связь с пустотами было необычайно трудно – все равно что вспоминать сон, приснившийся накануне. И еще меня отвлекали мысли о предстоящем разговоре с Эммой. Когда я закончил, я встретился с ней взглядом и кивнул на дверь. Извинившись перед друзьями, мы встали из-за стола. Идя рядом с Эммой к двери, я спиной чувствовал взгляды всех присутствующих без исключения.

Мы нырнули в тускло освещенную гардеробную, битком набитую плащами, шляпами и зонтиками. Это место не было ни просторным, ни удобным, но, во всяком случае, мы могли уединиться здесь без опасения, что нас кто-то увидит или подслушает. Внезапно я ощутил, как меня охватывает беспричинный ужас. Мне предстоял трудный выбор, и я сколько мог отодвигал момент принятия решения, но он все равно наступил.

Мы смотрели друг на друга и молчали. Было так тихо, что мне казалось, я слышу, как бьются наши сердца.

– Итак, – заговорила Эмма, потому что, конечно же, она неизменно все разговоры начинала первой. Эмма всегда была прямолинейной и никогда не пыталась обходить острые углы. – Ты останешься?

Я не знал, что скажу, пока слова не сорвались у меня с губ. Я произнес их не задумываясь, совершенно автоматически:

– Я должен повидать родителей.

Это, несомненно, было правдой. Они были испуганы и страдали, и это было нечестно. Я и так слишком долго держал их в безвестности.

– Конечно, – согласилась Эмма. – Я понимаю. Конечно, ты должен их повидать.

Незаданный вопрос повис в воздухе. Повидать родителей – это полумера, но никак не ответ. Да, конечно, увидеть их. А что потом? Что я им скажу?

Я попытался представить себе, как говорю родителям правду. В этом смысле телефонный звонок отцу из метро был анонсом ожидающего меня представления. Он чокнулся. Наш сын безумен. Или принимает наркотики. Или, возможно, у него ломка.